Андрей Дашков - Умри или исчезни!

Когда угол достиг примерно сорока пяти градусов, Макс увидел лица женщин, оказавшихся очень близко от него. Он ни на мгновение не усомнился в том, что все трое представляют собой отлично выполненные человеческие муляжи. Их глаза были сплошными черными шариками, блестевшими на свету совсем как у того ребенка в коляске. Существо, стоявшее посередине, ласково улыбалось ему.

Оставалось два метра до орудия казни.

Макс вдруг осознал, что его пальцы намертво вцепились в книгу.

«Почему все закончилось именно так ? Я видел во сне совсем другую смерть!»

И кто-то ответил ему. Кто-то отозвался и стремительно двигался навстречу из потусторонней темноты, опережая земное время.

«Это еще не смерть !.. Еще не смерть… Не смерть…» Макс ощутил, как ноги наливаются тяжестью, будто вся масса тела внезапно перетекла в ботинки, – неестественной тяжестью, удержавшей его на платформе.

Лицо женщины, стоявшей справа, чудовищно исказилось. Метаморфоза была мгновенной и почти неуловимой. Просто в пространстве над ее плечами возник бугристый лик, сочившийся мертвенно-желтым светом, – луна из сновидений, лицо кошмара, воплощение демона, первопричина содрогания. В жерлах двух глазниц-кратеров дымилась тьма. Безгубый и беззубый рот прошептал что-то, неразличимое из-за низкого скрежета тормозящего поезда.

До крашеной металлической поверхности оставалось полтора метра. Новое существо протянуло Максу свою нечеловечески длинную руку и сделало это нечеловечески быстро.

Невероятно, но Голиков в своем остановившемся времени еще раздумывал, хвататься ли за эту жуткую спасительную руку. Гладкие пальцы без костей и ногтей извивались перед ним, как будто приглашали обреченного сыграть в еще более страшную игру, чем собственная смерть…

Макс отдавал себе отчет в том, что балансирует на грани могилы и неизвестности. Жутчайшее предчувствие того, что неизвестность может оказаться хуже могилы, задерживало его на микросекунды, не регистрируемые никем, кроме него.

«Быстрее, тварь, иначе мне тебя не вернуть!»

Он схватил руку, состоявшую из светящегося роя льдинок, и ощутил сильнейшее помутнение, как будто сердце безуспешно пыталось протолкнуть но жилам перегной вместо крови. Что-то сильно рвануло его на себя, и он стал бесформенным жидким облаком, перетекающим в новое тело сквозь трубу, пульсирующую в бешеном ритме…

Спустя мгновение он снова стоял на платформе. Реальность обрушилась на него, как фильм с экрана включенного телевизора. В этом фильме были: истошный женский визг, сплавленный со скрежетом металла; жестокий удар по телу, встретившему вагон на высоте лобового стекла; хруст перемалываемых колесами костей; тень зеркала заднего вида, промелькнувшая у виска; цепенящая аура смерти, разлившаяся на месте чьей-то гибели черной лужей…

«Чьей гибели?!»

Рядом с Максом стояли две женщины, кричавшие на одной тоскливой ноте. Их крик оказался слишком долгим и однообразным, чтобы быть настоящим. Голиков представил себе все, что теперь произойдет – бесконечную бюрократическую волокиту в духе Кафки: показания машиниста, показания свидетелей. Падал мужчина, а не женщина, «Были ли вы знакомы с погибшей?», «Расскажите еще раз, как все произошло…» Тем не менее, раньше он трусливо остался бы на месте. Теперь же у него не было времени; его война началась, и он никому не сумел бы объяснить, что она продолжается в другом измерении.

Раньше, чем поезд остановился. Голиков рванулся и побежал к выходу. Строчка из «Pink Floyd» – «Run, Rabbit, Run», – повторяемая в десять раз быстрее оригинала, задавала ритм, с которым он переставлял ноги. Книгу Строкова он так и не выпустил из руки[4].

Наперерез ему уже спешил дежурный милиционер, привлеченный истошными криками на платформе. Правая рука блюстителя порядка тянулась к дубинке. Перепрыгивая через три ступени, Макс выскочил на площадку, где были установлены турникеты. Мент заносил дубинку для удара. Его перекошенное злобой лицо было выразительнее театральных масок.

С недоступной ранее ясностью Макс понял, что тот будет делать в следующую секунду. Горизонтальный веер, удар в живот, затем ногой – по скрюченной жертве. Наручники и несколько профилактических тычков в зубы. И это только начало…

Голиков дрался всего дважды в жизни, и то очень давно. В нем не было ничего тупо-воинственного. Но сейчас мир резко изменился и стал гораздо жестче. Демон из снов прорыл нору в его сознание. Макс ощутил хладнокровие и беспощадность того, кто сражался за свою жизнь миллионы земных лет.

«Я спас тебя, тварь, и когда-нибудь ты должна будешь спасти меня…»

Он впустил в себя существо, сиявшее, как осколок луны, – такое же древнее, такое же чуждое и в восприятии Макса почти такое же мертвое.

В двух шагах от мента Голиков резко остановился, и дубинка просвистела мимо, разрезая пространство своим черным лоснящимся телом. На мгновение потеряв равновесие, страж порядка сделал лишний шаг навстречу Максу, и тот поймал его на противоходе профессиональным жестоким ударом в солнечное сплетение, сложившим человека пополам и сразу же отключившим его.

Голиков знал, что виной тому не его сила и даже не костяшки его пальцев – никакая рука не могла бы без всяких ощущений совершить движение стремительное, как поршень двигателя внутреннего сгорания, набравшего обороты.

Так же хорошо он знал, что означает нападение на представителя власти при исполнении им служебных обязанностей. Поэтому он побежал дальше, распахивая телом тяжелые прозрачные качающиеся двери, промчался по полутемному переходу и выскочил из метро в районе старых двухэтажных домов. Затеряться здесь, в лабиринте узких пешеходных улочек, было совсем несложно.

Гораздо проще, чем беглецу найти убежище с помощью осколка Календаря Снов.

Глава восьмая

В отличие от подавляющего большинства других собак, четырехлетний бультерьер Зомби, успешно охотился на крыс. С тех пор, как он сбежал от хозяина, он лишился вкусной и легкодоступной еды, а взамен приобрел сомнительную свободу передвижения. Но для него это стало самым главным – с того момента, как псы-призраки начали преследовать его. Он превратился в жертву бесплотной своры. Призраки сделали его своей игрушкой. Самое непостижимое для него заключалось в том, что среди них были и те, с которыми он когда-то дрался на арене. И которых убил.

Зомби был специально натасканным бойцовым псом и в свое время заработал для хозяина немало денег. То был период расцвета. Мир до грехопадения… Собачьи бои, организованные на летней сцене одного из городских парков. Роскошные тачки на подъездных аллеях. Дорогие и ухоженные человеческие самки. Запахи множества псов и крови. Хруст денег. Огороженная прополочной сеткой круглая площадка, с которой можно было и не уйти… Зомби еще помнил упоительную дрожь, охватывавшую его перед схваткой. И – отсутствие желаний. Голое существование здесь и теперь, рядом со смертью… Да, то были славные денечки!