Песах Амнуэль - И умрем в один день…

Павел Амнуэль

И умрем в один день…

Начало чего бы то ни было — в этом я убедился на собственном опыте — обычно бывает банальным и не интересным в описании. Сказать: посетитель вошел в мой кабинет, сел на предложенный ему стул и… что? Нужно ли это описывать, как и вялый разговор, в ходе которого мы с синьором Вериано Лугетти присматривались и прислушивались друг к другу, делая определенные выводы и решая — каждый для себя — следует ли связываться: мне с этим клиентом, а ему — со мной, не имевшим большого опыта в расследовании уголовных преступлений.

— Должен вас предупредить, — сказал я, — у меня определенная специализация…

— Знаю. Семейные проблемы. Но все зависит от интерпретации, верно? Одну и ту же фразу можно понять по-разному… В общем, — синьор Лугетти неожиданно смутился и покраснел, как девушка после первого поцелуя, — давайте, я вам сначала все расскажу, хорошо?

— Рассказывайте, — кивнул я и, как пишут графоманы в своих нетленных творениях (без этой сакраментальной фразы не обходится ни один опус), откинулся на спинку кресла, прищурил глаза и обратился в слух.

Синьору Лугетти на вид было около сорока лет, типичное лицо уроженца Калабрии, черные с проседью волосы гладко зачесаны назад, из одежды можно упомянуть дешевый коричневый свитер, заправленный в джинсы, и легкую куртку, небрежно наброшенную на плечи, так что она грозила свалиться на пол, и синьору Лугетти приходилось поправлять ее небрежными жестами. Посетитель раскрыл рот и произнес самую необычную речь, какую мне приходилось слышать.

— Синьор Кампора, — сказал он, — я по профессии физик. Говорю об этом, потому что физика имеет непосредственное отношение к тому… гм… событию… или, лучше сказать, явлению… Неважно. Определения обычно не позволяют взглянуть глубже поверхности, а мне нужно… В общем, я физик, доктор, работаю в университете. Тридцать шесть научных статей, опубликованных в престижных журналах, в том числе в "Physical Reports". Моя специализация — космология. Точнее — исследование ранних стадий эволюции Вселенной. Еще точнее — теория Большого взрыва, о котором вы, надеюсь, слышали. А если совсем точно — расчеты влияния психофизических волновых функций на эмуляционную структуру мироздания с учетом переменных начальных и граничных условий. Э-э… Собственно, такой была тема моей докторской диссертации…

— Ну да, — сказал я, вклинившись в небольшую паузу, которую позволил себе синьор Лугетти, чтобы перевести дух. — Большой Бум, как же. Я только попросил бы вас не отвлекаться…

— Я не отвлекаюсь, — покачал головой синьор Лугетти, — напротив, моя профессиональная деятельность имеет прямое отношение к… Так вы слушаете?

Я промолчал.

— На чем я… — пробормотал посетитель. — Да, Большой взрыв. Что-то произошло двадцать три миллиарда лет назад. Или тридцать, на этот счет существуют разные мнения…

— Послушайте, — не удержался я, — меня не интересуют ваши профессиональные интересы. Если у вас есть проблемы в семейной жизни…

— Но я о них и говорю! — с неожиданным жаром воскликнул синьор Лугетти.

— Не улавливаю связи.

— Сейчас уловите. То есть, я надеюсь… Иначе… Нет, я определенно надеюсь, что мы с вами достигнем понимания.

Он запнулся, поняв, что все дальше удаляется от заготовленного, видимо, заранее вступительного слова, и вернулся к тексту, как это делают неискушенные докладчики.

— Синьор Кампора, современная физика прекрасно описывает все, что происходило с нашей Вселенной в первые микросекунды… Хокинг… О Хокинге вы, надеюсь, слышали?

— Да, — сказал я, понимая, что лучше отделываться короткими фразами. О Хокинге я не только слышал, но и видел беднягу пару раз в телевизоре.

— Так вот, — продолжал синьор Лугетти, — Мы знаем, что происходило со Вселенной. Мы знаем, как остывало вещество. Мы можем ответить на множество вопросов: "Как формировались атомы?" и "Какой была плотность?", и "Когда начался процесс образования галактик?" Как, когда, где, сколько… Но самым интересным и сложным для исследователя является вопрос: "Почему?" Этим я и занимаюсь — уравнениями причинности в квантовой космологии.

— Послушайте, — сказал я, — думаю, мне понятна ваша проблема. С женой, да? Я ее понимаю: если вы каждый день излагаете ей свои теории перед тем, как лечь в постель… Давайте конкретно: она вас бросила или завела любовника?

В таких случаях лучше говорить прямым текстом: клиент сразу забывает о заготовленных вступлениях.

— Кто? — искренне поразился синьор Лугетти. — Лючия? Любовник? Она… Я пока действительно не объяснил, чего хочу именно от вас. Вы детектив. Вы хороший детектив, я навел справки…

— Занимаюсь исключительно семейными проблемами, — вставил я.

— Да, но три года назад вы раскрыли дело об убийстве Калабрезе в Чивитта-Рокко.

— Я действовал с согласия полиции, и это был единственный случай…

— Неважно! Вы можете это сделать! Больше никто, я уверен, а вы можете!

— Вы хотите сказать, — медленно произнес я, — что речь идет об убийстве? Я безусловно не смогу заняться таким расследованием. Если произошло убийство, и вам о нем что-то известно, вы обязаны обратиться в полицию. В полицию, синьор Лугетти. Вы обращались в полицию?

Я трижды повторил слово «полиция», чтобы он понял.

— В полицию? — переспросил Лугетти таким тоном, будто я посоветовал ему сходить в цирк. — Вы представляете, за кого они меня примут, если я скажу: "Нужно расследовать трагедию, произошедшую двадцать три миллиарда лет назад"? А?

Он почему-то не подумал о том, за кого приму его я, если он задаст этот вопрос мне.

— Да, речь идет об убийстве, — неожиданно спокойно, сухо и уверенно произнес синьор Лугетти. — Несчастный случай или самоубийство я исключаю, уравнениям квантовой причинности эти версии не соответствуют.

— Я повторяю: вы должны сообщить в полицию.

— Проблема в том, что я ничего не могу доказать сам. Этот проклятый вопрос: "Почему?"… Мотив. Да. Должен быть мотив. И пока мы с вами его не узнаем…

— Хорошо, — сказал я, — в полицию позвоню я сам. Назовите имя погибшего. Скажите, когда это произошло. И где.

— Да, — кивнул синьор Лугетти, — к этому я и веду. Произошло это примерно двадцать три миллиарда лет назад. А имя жертвы… Послушайте, я же с этого начал! Большой взрыв. В тот момент погибла Вселенная!

Вы думаете, я решил, что синьор Лугетти — сумасшедший? Многие, наверно, так и подумали бы, не спорю. Но я видел его глаза, его лицо, его руки, лежавшие на коленях, я слышал интонации его голоса, и мне ни на миг не пришло в голову, что этот физик свихнулся на своих теориях. Я повидал психов на своем веку — десятки психически неуравновешенных и попросту больных клиентов требовали расследовать недостойное, по их мнению, поведение жен и мужей, друзей и подруг, любовниц, любовников и даже, бывало, сестер или кузин. Я давно научился отличать настоящую ревность от безумной жажды собственника иметь в своем личном распоряжении не только тело женщины, но и ее душу, ее мир, ее суть.