Наталья Игнатова - Охотник за смертью

Чьи губы ищут твоего поцелуя? Брата? Сестры? Обоих вместе?..

И снова вспоминается Дигр, так и не ставший Гвинн Брэйрэ, но куда раньше Орнольфа сумевший разглядеть в диковатой красоте Хельга нечто выходящее за рамки человеческого понимания.

Впервые Орнольф побывал на земле Хельга сразу после баст. Новоиспеченный Гвинн Брэйрэ, получивший имя Касур, Бронзовый Молот Данов, твердо знающий, что гордиться принадлежностью к братству можно лишь в самых крайних случаях… и слегка ошарашенный тем, что малыш Эйни, оказывается, стал Гвинн Брэйрэ в первый месяц жизни. Хотя, казалось бы, мог догадаться, услышав, как он назвался Пауком.

Причем не просто Пауком, а Пауком Гвинн Брэйрэ.

Орнольф, разумеется, еще тогда понял, что Хельг в свои десять лет уже стал полноправным членом братства. Но, согласитесь, есть же разница между десятью годами и месяцем! В десять лет можно получить имя за какие-нибудь особые заслуги. Но как можно стать Гвинн Брэйрэ, не прожив и трех дюжин дней? Что ж, оказывается, можно, если ты такой, как Хельг. Особенный. Во всех смыслах – особенный.

Паук угадал с точностью до деталей: Син предложил Орнольфу стать наставником в Ниэв Эйд, клятвенно пообещав, что на долю Молота Данов достанет и подвигов, и чудовищ. Ну а о том, что героев хватает, а наставников для них всегда мало, Орнольф знал и сам. Конечно, он согласился.

И с огромным удовольствием убедился в том, что прав был в своих подозрениях относительно того, как именно учат в Ниэв Эйд. Наблюдая ветвящийся лабиринт открытых для учеников путей, Орнольф видел теперь, как из мальчишек, почти одинаковых в свои десять лет, создают Гвинн Брэйрэ. Таких разных, – куда более разных, чем обычные люди, – но связанных между собой нерушимыми узами крови. Такими они и выходили отсюда в мир, и все, от последнего подлеца до самого благородного воителя, от убийцы до поборника справедливости, Гвинн Брэйрэ были братьями друг для друга. Не всегда связывала их братская любовь – уж на то, как могут ненавидеть друг друга братья, Орнольф за свою жизнь насмотрелся досыта, – но обязательства и кровь были сильнее любых чувств, не важно, добрых или злых.

И уже не нужно было спрашивать у Сина, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ, как Жирный Пес, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ, как песья свора? Нужны. Чтобы убивать там, где остановится в нерешительности Паук, где не поднимется рука Молота Данов.

И еще с легкой усмешкой смотрел Орнольф на маленького слепца, скользящего своей легкой походкой к тому будущему, которое готовили ему наставники Ниэв Эйд, на маленького самоуверенного бойца, твердо знающего, что он сам выбирает свою дорогу. Из него делали правителя, из упрямого калеки со скверным характером и колючей душой осторожно и мягко, опытной рукой скульптора удаляя все наносное, ваяли конунга, кунигаса… князя. В своих землях Хельг будет зваться Старейшим. Но Син смотрел дальше, далеко вперед видели его бесстрастные узкие глаза, и Орнольф, который мало кого боялся, не решился бы спросить у старшего наставника, какое же будущее видит он для Паука? И еще… что случалось с прежними бессмертными правителями, точно так же искусно и безошибочно созданными в Ниэв Эйд? Ведь Эйни не был первым учеником Сина. Что бы ни болтали об этом, старший наставник не зря назывался наставником.

А Хельг уже водил свою стаю. Черноголовая птица-синица, он держал в когтях таких коршунов, с которыми Орнольф в его годы остерегся бы связываться.

– Наставник Син еще помнит времена, когда правителей считали богами, – заметил Хельг однажды, – может, кто-то из них и был Гвинн Брэйрэ, только на каждого нашлось свое оружие. Он думает, что на меня – не найдется. Что паутина – достаточная защита и от людей, и от фейри. А еще он говорит, что во мне слишком много человечности. Все еще слишком много… Дигр справился бы лучше меня. Ты знаешь, что из него тоже хотели сделать правителя? Он жадный, как я, но он еще и хитрый.

– И подлый, – машинально добавил Орнольф, изумленный услышанным.

– И подлый, – согласился Хельг. – Подлость, рыжий, это хорошо. А мы с тобой…

Договаривать он не стал. Только фыркнул досадливо.

Это было в то лето, когда Орнольф в первый раз заехал к ним в гости. В гости к Хельгу, по которому успевал соскучиться за месяц-полтора. В гости к Оржелису, суровому тридцатилетнему конунгу, с первой встречи принявшему Орнольфа, как равный равного. В гости к Жилейне… Ей исполнилось тринадцать в тот год. И ворожбой ли своей, неуловимой, как паутина Хельга, или нелюдской, непостижимой красотой, а может, искренней и беззаветной влюбленностью девчонки во взрослого, но Жилейне стала единственной женщиной, заставившей Орнольфа изменить Хапте.

Да и было ли то изменой? Или вспышкой головокружительной влюбленности, короткой, как цветение яблонь, столь же прекрасной и хрупкой и такой же невинной, как белые прозрачные цветы? Помешательство? Да, но сладкое. Любовь эта таила в себе страх, походила на отравленный мед, и слишком скоро Орнольф понял, в чем причина страха, разобрал вкус яда и отстранился, едва пригубив отраву.

Если бы они не были так похожи… Брат и сестра. Невозможно любить одну, не думая о другом. А любить обоих одинаково Орнольф не мог. А какой мужчина смог бы? Разве что мужеложец.

Слишком много человечности… Сколько ее должно быть в идеальном правителе?

Ее вообще не должно быть.

Лето и часть осени, – бесконечные походы, истребление фейри, вразумление жрецов, забывающих о богах, осторожные встречи с людьми Белого бога, ворожба и сталь, и тяжелая как каменная плита усталость, избавиться от которой можно лишь в святилище Гвинн Брэйрэ.

Так живут все братья, кому выпала судьба странствующих воинов и защитников. Но не стоит поспешно завидовать жрецам братства, – их работа, невидимая и тонкая, ничуть не менее тяжела.

А хуже всего, конечно, наставникам.

Это Орнольф понимал, возвращаясь из странствий в стены Ниэв Эйд и встречая очередную стайку новичков.

Хвала богам, за два года не случилось среди них ни одного, хоть сколько-нибудь похожего на Эйни. Скверный характер – это еще не все, что делает Паука Пауком, и очень хорошо, что его-то Орнольф ничему учить не должен. Среди наставников ходили разговоры, что Хельгу нравится изводить своих учителей. Орнольф знал, что разговоры лгут. Хельгу нравилось изводить всех, до кого он мог дотянуться.

Впрочем, несмотря ни на что, Паука в Ниэв Эйд любили. В точности, как в поговорке, мол, любят не за что, а вопреки. Вот, вопреки всему… Он был их младшим братом. Самым маленьким. Самым вредным. И, ясное дело, самым любимым.

Только, не взирая на всеобщую любовь, Хельг умудрялся оказываться один именно тогда, когда ему нужна была помощь братьев.