Джо Аберкромби - Полмира

Она ожидала насмешек, угроз, ярости, но вместо этого его морщинистое лицо прояснилось.

— Эх, но это был поединок, о котором стоит спеть! Я помню каждый шаг и каждый удар. Хедланд был великим воином, достойным врагом! В холодные дни, поутру, как тогда, я все еще чувствую рану в ноге, которую он мне нанес. Но Мать Война была на моей стороне. Она подула на меня в колыбели. Было предсказано, что ни один мужчина не сможет меня убить, и это подтвердилось. — Он радостно улыбался, глядя на Колючку, лениво крутя пальцами одно из наверший своей цепи. — Дочь Сторна Хедланда, и такая высокая! Годы бегут, а, Мать Скаер?

— Всегда, — сказала министр, глядя на Колючку прищуренными голубыми глазами.

— Но нельзя весь день вспоминать былую славу. — Горм манерно махнул рукой, приглашая их в путь. — Отец Ярви, Верховный Король ожидает.

Гром-гил-Горм вел их через влажные доки, а Колючка кралась позади, замерзшая, мокрая, озлобленная и бессильная. И весь восторг от вида величайшего города Расшатанного моря был омрачен. Если бы можно было хмурым взглядом убить человека, Ломатель Мечей уже летел бы в крови через Последнюю Дверь. Но хмурый взгляд не клинок, и Колючкина ненависть ранила только ее.

Команда Южного Ветра прошла через высоченные двери в коридор, стены которого от полированного пола до очень высокого потолка были увешаны оружием. Древними мечами, поеденными ржавчиной. Копьями с раздробленными древками. Расщепленными и разрубленными щитами. Оружием, принадлежавшим когда-то людям, ставшим той горой трупов, по которой Байл Строитель взобрался на свое место первого Верховного Короля. Оружием тех армий, которых безжалостно уничтожили его наследники, распространяя свое влияние от Ютмарка до Нижеземья, до Инглефольда и на половину Расшатанного моря. Сотни лет побед, и хотя у мечей, топоров и расколотых шлемов не было голоса, их послание было красноречивее, чем шепот любого министра, громче, чем рев любого мастера над оружием.

Сопротивляться Верховному Королю — это очень плохая идея.

— Должен сказать, меня удивило, — говорил Отец Ярви, — что Ломатель Мечей служит привратником Верховному Королю.

Горм хмуро посмотрел в сторону.

— Все мы должны преклонять колени перед кем-то.

— Хотя некоторые из нас встают на колени легче прочих.

Горм нахмурился сильнее, но его министр заговорила первой.

— Праматерь Вексен может быть весьма убедительной.

— Она уже убедила вас молиться Единому Богу? — спросил Ярви.

Скаер фыркнула так яростно, что было удивительно, как сопли не попали ей на грудь.

— Ничто не вытащит меня из кровавых объятий Матери Войны, — прорычал Горм. — Это я тебе обещаю.

Ярви улыбнулся, словно болтал с друзьями.

— Мой дядя говорит теми же словами. Так много объединяет Гетланд и Ванстерланд. Мы молимся одинаково, говорим одинаково, сражаемся одинаково. Нас разделяет лишь узкая река.

— И сотни лет мертвых отцов и сыновей, — пробормотала Колючка себе под нос.

— Цыц, — прошипел Ральф рядом с ней.

— У нас кровавое прошлое, — сказал Ярви. — Но хорошие лидеры должны оставить прошлое позади и смотреть в будущее. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что наша вражда лишь ослабляет нас, и обогащает других.

— Так что, пожмем руки друг другу после всех наших битв? — Колючка увидела, что уголок рта Горма изогнулся в улыбке. — И, танцуя вместе над нашими мертвецами, отправимся в твое прекрасное будущее?

Улыбки, пританцовывания, а Колючка глянула на оружие на стенах, размышляя, сможет ли она выхватить меч с крюков и проломить Горму череп, прежде чем Ральф ее остановит. Это было бы деянием, достойным воина Гетланда.

Только Колючка не была воином Гетланда и никогда не будет.

— Вы сочинили чудесную мечту, Отец Ярви. — грустно вздохнул Горм. — Но вы уже сочиняли мне чудесные мечты. Нам всем надо проснуться, и, нравится нам преклонять колени или нет, рассвет принадлежит Верховному Королю.

— И его министру, — сказала Мать Скаер.

— Ей более всего. — И Ломатель Мечей широко распахнул огромные двери в конце коридора.

Колючка вспомнила, как однажды стояла в гетландском Зале Богов, уставившись на бледное лицо отца, на холодный труп, пытаясь так сжать руку матери, чтобы та перестала рыдать. Зал казался самым громадным помещением в мире, слишком большим, чтобы его могли построить руки людей. Но Палату Шепота построили руки эльфов. В ней могли поместиться пять Залов Богов, и еще осталось бы место для внушительного ячменного поля. Ее стены из гладкого эльфийского камня и черного эльфийского стекла поднимались и поднимались, исчезая в головокружительной высоте наверху.

Шесть огромных статуй высоких богов хмуро смотрели вниз, но Верховный Король отвернулся от поклонения им, и его каменщики не теряли времени даром. Теперь над высокими богами стояла седьмая статуя. Бог южан, Единый Бог, ни мужчина ни женщина, ни улыбающийся ни рыдающий, широко раскинувший руки в удушающих объятьях, с пустым безразличием смотрящий на жалкие деяния человечества.

Люди толпились у дальних стен помещения, и на балконе из серого эльфийского металла на высоте в десять раз больше человеческого роста, и на следующем балконе виднелись маленькие лица. Колючка видела ванстеров с тесемками в длинных волосах и тровенов с серебряными кольцами-деньгами на руках. Островитян с обветренными лицами, крепких нижеземцев и инглингов с буйными бородами. Она видела тощих женщин, которых посчитала шендами, и пухлых торговцев Сагенмарка. Видела темнокожих эмиссаров из Каталии, или из Империи Юга, или, может, даже из более дальних стран.

Похоже, все люди мира собрались здесь с одной целью — лизать задницу Верховному Королю.

— Величайший из людей! — вскричал Отец Ярви, — между богами и королями! Я простираюсь перед вами! — Он бросился вниз, едва не ударившись лицом, эхо его голоса отразилось от галерей наверху и разбилось на тысячи тысяч шепотов, давших название залу.

Фактически, слухи были слишком щедры к величайшему из людей. Верховный Король был иссохшейся тенью на чрезмерно большом троне, у него было морщинистое лицо, свисающее с костей, и борода из нескольких седых волосков. Лишь его глаза выдавали какие-то признаки жизни — яркие и жесткие, как кремень, они смотрели на министра Гетланда.

— На колени, дура! — прошипел Ральф, таща Колючку за пояс вниз. И как раз вовремя. Из дальней части помещения к ним уже шла старая женщина.

Она была круглолицей и выглядела по-матерински, вокруг ее глаз были глубокие морщинки от смеха, ее белые волосы были коротко пострижены, ее грубое серое платье так тяжело тащилось по полу, что его подол был истерт до грязных лохмотьев. На шее у нее висела прекрасная цепочка, на которую были нанизаны хрустящие бумажки, небрежно исписанные рунами.