Свадебный переполох (СИ) - Ольга Ружникова
Двое жалких трусов приободрились — тоже схватились за оружие. Надо оставить их без половины жалования за последний месяц. Едва не бросили своего лорда! Рождает же подзвездный мир трусливых слизняков, готовых чуть что — нарушить присягу!
Мысли приободрившегося юноши оборвал голос одного из разбойников:
— Я бы предпочел обойтись без лишнего кровопролития, господа. Умрет лишь один из вас.
Ледяной пот заструился по спине. Где же Леон уже слышал этот холодно-вежливый баритон?
— Подумайте хорошо, стоит ли вам драться за отцеубийцу?
Лорд Таррент рухнул в бездонную пропасть. В провалы черной маски холодным презрением глянули черные глаза Клода Дарлена. И всё встало на свои места.
— Да, господа, сей юноша собственноручно всадил нож в грудь покойного лорда Эдварда Таррента — своего отца. Чтобы заполучить его титул и его женщину. А затем перевалил преступление на свою невинную сестру. Так достоин ли он жить, господа?
— Это — ложь! — язык прилип к гортани, слова продираются вороньим хрипом.
Всё не может закончиться вот так и здесь! Не нужно было уезжать от дяди. Теперь Леон попал в ловушку подлого мерзавца-секретаря!
Сейчас эти трусы отрекутся! Двое уже готовы, а сейчас и Генри…
— У дворян — своя честь, у меня — своя! — рявкнул тот. — Я присягал лорду Леону Тарренту. И я — не предатель. Прочь с дороги!
— Очень жаль. — Да кого жаль этому отребью⁈ — Но я обещал, что Леон Таррент не выберется живым из Тенмара.
Обещал⁈ Кому он мог такое обещать⁈ Неужели… дядя с ним заодно? Зачем? Ради наследства? Ив Кридель тоже метит на Лиар?
А Леон-то подозревал Полину, дурак! Из-за него теперь и она — в опасности! А он умрет здесь. И уже не сможет ни предупредить любимую, ни спасти.
Ее тоже ждет засада на дороге. И подлые негодяи в масках. Их не остановит, что она — женщина! Хрупкая, беззащитная… Подобным мерзавцам на всё плевать!
— Убейте их. — Как буднично! Даже без ненависти.
Сразу пять выстрелов грохнули по ушам. Юноша ошалело завертел головой. Откуда взялся дикий вопль, перекрывший даже этот чудовищный грохот⁈
Леон понял, что кричит сам. И не может остановиться…
Всё-таки Генри успел раньше этих гадов! И как ни странно — попал с обеих рук! Впервые в жизни…
Двое разбойников рухнули наповал. Жаль — всего двое!
А в Леона — промазали! Он не ранен… кажется. Неведомо как успел пригнуться.
Стреляй же, стреляй, дурак! Иначе умрешь!
Юноша торопливо прицелился — из-за плеча Генри. И разом вспотевшей рукой нажал курок.
Кажется, попал кому-то в плечо. Жаль — не Дарлену…
Выстрелить вторично Леон не успел — кто-то оттуда пальнул в ответ. Когда враг перезарядил оружие? Или было запасное?
Таррент успел нырнуть назад. А Генри осел в весеннюю слякоть. На его груди расцветает огромная ярко-красная роза. С рваными краями…
Полине отец подарил алые розы в день свадьбы. А больше возлюбленная Леона их никогда в руки не брала. Предпочитала более скромные цветы. В отличие от Карлотты. Карлотты и Ирии. Сестра любила всё яркое…
Юноша успел рвануть шпагу из ножен. И горячая боль прожгла живот. Глубоко-глубоко… насквозь.
Серое небо качнулось — застиранной простыней на ветру. Предательская земля ударила в спину. В лицо рванулись грязно-пепельные тучи. Готовые пролиться целым морем погребальных слёз…
— Добей его, — донеслось откуда-то сверху. Голосом негодяя и предателя, чье имя сейчас не вспомнить…
— Зачем? — Красная пелена осеннего заката заволокла небо. Сквозь нее голос Клода (а вот этого зовут Клод!) почти не слышен. — Он не заслужил легкой смерти. Уходим.
— Вы разве нас не отпустите? — Какой жалобный, умоляющий голос…
— И куда же вы пойдете — предатели, нарушители присяги? Нет, вас мы берем с собой.
— Но вы обещали…
— Жизнь, а не свободу, — Клод сухо, неприятно засмеялся. Совсем тихо…
Его почти не слышно — и хорошо. Леон не собирается слушать этого секретаришку. Лорд Таррент сейчас немного отдохнет и…
Юноша попытался встать… нет — пошевелиться. И на миг небо вдруг стало совершенно алым. Ярким, как былые платья Карлотты.
Вино из разбитого графина…
А потом исчезло всё.
2
Небосвод горит закатными красками. Неповторимой сине-алой хрупкой гранью весеннего вечера и ночи.
Небо — невозможно красиво, а тревога сжимает сердце. Где опять беда? С кем? Эйда⁈ Иден? Катрин? Старый герцог?
В последний раз такое было в зимний вечер у камина, рядом с герцогиней Тенмар. Под вой озверевшей вьюги за окном.
Кому было плохо тогда? А теперь? Не узнать. А значит — не стоит и разворачивать карету.
— Госпожа Ирэн! — Мари, шурша бледно-желтеющей прошлогодней травой, замерла чуть позади.
Ирия отступила на полшага влево. Не ко всем стоит поворачиваться спиной.
— Госпожа, мне страшно!
— Почему? — «Ирэн Вегрэ» обернулась к перепуганной служанке.
— Пойдемте лучше в дом. На такое небо нельзя смотреть!
Ну и не смотри.
— Это — просто закат. Очень красивый.
И зловещий, как… Ральф Тенмар.
— Когда такой закат — кто-то умирает! — Мари судорожно схватилась за свой диск.
Хорошо хоть не за фигурку — на другом шнурке. Надо будет на подъездах к Лютене снять с горничной все амулеты. Старик Тенмар разрешает двоеверие в своем герцогстве. А в Лютене — ну как леонардиты увидят?
И еще стоит объяснить наивной Мари: цвет неба, символизирующий неотвратимую смерть, — сказки старых бабок. Иначе небеса всегда оставались бы оттенка алого бархата. В подзвездном мире — миллионы людей. Кто-то да умирает — каждый час… даже минуту.
Потом Ирия обязательно всё это скажет. Но не сейчас. Для объяснений — слишком тоскливо на сердце. У обеих.
Папа погиб ночью — неба сквозь наглухо задвинутые ставни видно не было. И «баронесса» уж точно не напомнит служанке, что в ночь смерти Люсьена ни змеи с облаков не сыпалось. И оно было вовсе не алым. Просто черный холст, расцвеченный серебристой луной.
Все суеверия — глупости. Через три дня Ирия и Мари будут в Лютене. Там хватит и реальных опасностей. Совсем незачем добавлять к ним еще и придуманные.
3
— Джерри, Джерри, проснись! — Серж отчаянно пытался растолкать друга.
А тот мечется то ли в кошмаре, то ли уже в бреду. И никак не просыпается. А рука его — слишком горяча!
Кридель встревоженно приложил ладонь ко лбу Роджера. И чуть не отдернул. При всём отсутствии у Сержа лекарских познаний, ясно как светлый день — лихорадка.
Ничего не поделаешь — придется будить Анри. Хоть бывший корнет и предпочел
