Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

— Явился, наконец.

Ондатра не смел поднять голову.

— Я слышал, что произошло. Ты дерзко смотрел на Ската и получил по заслугам! Иногда я не понимаю тебя. Ты короток ростом, но не умом же!

Его голос взревел, и молодой воин невольно вздрогнул, все так же не поднимая глаз. Ондатра прекрасно понимал, что виной всему были его эмоции. Он все еще плохо контролировал их и поступал слишком импульсивно.

— Да, это моя вина, — глухо ответил парень.

Старейшина звонко щелкнул языком:

— Радует, что ты способен брать на себя ответственность, — он выдержал паузу. — Радует и то, что ты, наконец, проявил себя. Подними глаза.

Ондатра вскинул голову, в его взгляде застыло недоумение, а старейшина продолжил:

— Скат сколько угодно может рассказывать, как с легкостью одолел тебя. У него сломана рука, а на предплечии следы зубов. Теперь он надолго вышел из строя, пока не срастутся кости, да и клок мяса ты у него выдрал приличный. Вероятно, я недооценил тебя. Ты мал ростом, но сила в тебе немаленькая…

Глаза Ондатры радостно блеснули! Как долго он ждал подобных слов.

— Я хочу поручить тебе работу. Воину она не подобает, слабаку ее не доверишь, а двуногие рыбы не справляются. Будешь присматривать за порядком в одном месте, и если осилишь, то, может быть, я доверю тебе работу, достойную воина, а не мальчишки.

Лицо Ондатры просияло:

— Старейшина, я не подведу вас!

— Не обольщайся, — отрезал бывалый воин. — Если услышу хоть одну жалобу, до конца твоих дней заставлю собирать мусор на дне гнилой бухты. Не давай мне повода усомниться в своем выборе.

***

Внутренний двор палаццо Благословенного был зысажен пальмами, гранатовыми деревьями и зерноцветом. Последнее немного удивило Кеана. Чудно было видеть любовно выращенный сорняк, в то время как в деревнях полуострова его безжалостно выкорчевывали. Только вот Маске, похоже, эти синие огоньки на толстом зеленом стебле очень нравились. Протектор поправил себя: “Нравятся”. Погибло только тело, а божественная сущность ждет следующего воплощения, томясь в клетке бесплотности. Кощунственные мысли все чаще закрадывались в голову Кеана, лишая обычного равновесия. Это расследование нравилось ему все меньше и меньше.

Усмехнувшись, он вспомнил, с каким энтузиазмом принялся за дело почти две недели назад. Он был похож на бегущего по следу пса. Глаза горели, тело не знало усталости, а душа пылала желанием найти виновного. Первым делом Кеан заявился в этот злосчастный палаццо. Он бывал здесь и раньше в качестве одного из учеников Симино и претендентов на титул мастера. Главный зал подавлял своими размерами, блеск мрамора, покрытый золотыми бликами множества лампад, напоминал ясное звездное небо. Массивные колонны, подпирающие купол, переходили в мощные опоры, с которых списали чадящие курильницы. Воздух был плотен от запаха дорогих благовоний, стояла страшная духота, несмотря на свежий ветер с побережья, гуляющий по залу. Кеан лежал на полу, изнывая в раскаленной кирасе, словно свежеотваренный лобстер. Краем глаза он видел многоступенчатый трон и фигуру Его Благости, застывшую, словно эбеновое изваяние. Его вид показался Кеану кощунственно обыкновенным. Просто хрупкий человек, с ног до головы замотанный в черный балахон. “Как же ему, наверное, жарко”, - мелькнуло в голове молодого протектора. После этого он несколько дней изгонял из себя эти крамольные мысли в холодной исповедальной камере, читая Закон Благодати и каясь в слабости собственной веры.

В этот раз все неуловимым образом изменилось. Те же палаццо и зал, та же густая сладкая духота, только трон осиротел, и Кеан больше не стелился по полу, словно ручная собачонка. Он въехал в главные ворота с гордой осанкой рыцаря, бросил поводья слугам и прогремел:

— Протектор Кеан Иллиола, прибыл по делам расследования.

Суета придворных, их заискивающие взгляды и льстивые любезности с непривычки ласкали слух, но очень скоро первый дурман развеялся, и рыцарь осознал, что это дело ему так просто не раскрыть. Все-таки он по большей части выслеживал, преследовал и карал, а там, где приходилось применять мозговой штурм, пасовал.

Для начала Кеан опросил всех свидетелей события, от первого вельможи до последнего чашника. Это заняло несколько душных дней. Перепуганные гости, запертые в благочестивой роскоши эдиктом протектората, охотно шли на контакт и говорили все подряд, в этом потоке сознания сложно было вычленить важные детали. Одним из самых поразительных людей, которых ему пришлось допросить, был сам Линшех Обрадан, посол Священной Империи, или как там себя называют эти странные рубийцы. Осанистый старик проявил недюжинную выдержку, несмотря на постоянную необходимость пить какие-то снадобья, отвечал коротко и по существу и был спокоен словно глыба мрамора, чего нельзя было сказать об отце Симино. Каждый вечер он подзывал Кеана в свой кабинет и допрашивал о ходе расследования, проявляя признаки нетерпения.

— Рубийцы — наши союзники, — ворчал мастер. — На наше счастье посол сдерживает своих людей, но дряхлое сердце может не выдержать жары и — Бум! — старик сделал театральный жест, — наши улицы наводнят озверелые имперцы, корабли в Жемчужной бухте откроют огонь по дворцу, и ушлые вельможи во главе с его ручным адмиралом устроят нам сладкую жизнь…

Ситуацию усложнял тот факт, что сын посла отсутствовал в замке на момент убийства. Глупое нарушение этикета или предосторожность человека, знавшего о готовящемся покушении? Да, между Ильфесой и Империей был мир, но Рубия могла и выиграть от этого дисбаланса. Например, воспользовавшись нестабильной ситуацией нажиться на морской торговле, а может и сделала бы попытку отвоевать Нерсо у авольдастов, чтобы стать ведущей державой моря Упокоя. Может быть, кто-то захотел избавиться от старого посла? Может даже его пропавший сын? Младший Обрадан испарился словно призрак, и это было плохо. У Протектората был неплохой шанс держать Империю в узде, оставив обоих представителей венценосной семьи в заложниках. Сейчас же время играло против Кеана.

Опросив гостей, протектор перешел к прислуге. Он узнал, что в эту ночь на кухне палаццо готовили пришлые кулинары, в том числе и Эстев Соле со своими лучшими работниками. Знаменитый пекарь и один из его помощников в ту же ночь тоже загадочным образом исчезли, что казалось почти невероятным. Палаццо был неприступной крепостью, все входы и выходы прекрасно охранялись. Остальные работники пекарни, грязные, усталые и перепуганные, так и не смогли сказать ничего дельного, даже когда Кеан перешел на допрос с пристрастием. Молодой пекарь был невзрачным толстяком, помешанным на Законе Благодати, а Брэдли — конченным кретином. Повара, как правило, не травят господ, которых идеологически поддерживают, но почему тогда Соле сбежал и, главное, как? Не было ли это заговором вельмож? Кто-то изнутри организовал покушение и устроил виновнику фокус с исчезновением? Караул не досчитался и двух стражников дворца. Слишком много сомнительных совпадений.

После допроса всех политически важных фигур и их помощников, Иллиола уверился, что палаццо — потревоженное осиное гнездо, в которое лучше даже и не соваться Меньше всего ему понравился архиепископ Черной Маски и по совместительству главный советник, Игнацио Антера. У этого господина были такие ледяные глаза, что даже Кеан ловил себя на крамольных мыслях. Мог ли Антера получить выгоду от убийства бога собственной церкви?

— Поскорей, молодой человек, — чеканил Его Преосвященство. — Вы отвлекаете меня от очередного заседания.

Да, архиепископ был неприятным субъектам, но судя по усталым складкам вокруг глаз и бледным впалым щекам, он, как и Кеан, не спал несколько дней подряд. Антера явно не был готов к произошедшему, и за ледяными словами скрывалась вселенская усталость. Выборы нового сосуда — дело трудоемкое. Спланируй он смерть старого, у него почти наверняка была бы уже наготове замена.

Вздохнув, Кеан осушил бокал с охлажденным отваром лимонной травы. Протектор в очередной раз вдоль и поперек обшарил дворец. Все сады, стены и кладовые, несколько раз проверил посуду на наличие следов отравы и, наконец, решился спуститься к телу. Хоть его и хранили в прохладном погребе и курильницы нещадно жгли благовония, миазмы разложения витали в воздухе. Кеану было больно смотреть на этот труп неприметного пузатого мужчины, посиневшего от удушья. Редкие сальные волосы, поросячьи глазки и даже член и тот не больше свиного пятака. Жалкое зрелище, и это сосуд бога? Протектору хотелось бы ударить самого себя за такие мысли, но он ничего не мог с ними поделать, они витали вокруг, как и трупное зловоние.