Генри Олди - Дуэль

— Соблаговолите прекратить! Что за мальчишество!

— Мальчишество! — самозабвенно взвыли трибуны.

— Я запрещаю непосредственную дуэль!

— …ду-эль!

— Господа, вы слышите?!

«А как насчет мятежа? — со всей учтивостью, но более чем внятно спросили верноподданные трибуны. — Такого себе маленького, добропорядочного бунта?! Мы понимаем, монаршая воля, то да се, но народ жаждет… И не хлебом, знаете ли, единым!..» Видя, что дуэлянты в горячке спора вполне способны ослушаться приказа, короля окружили коллеги Просперо в искусстве боевой магии. Будучи поодиночке много слабее Кольрауна, вдесятером (на тайном языке тари «гуртом») они представляли грозную силу. К арене двинулась лейб-стража, усиленная гвардейцами-пикинесами. И чародеи, и солдаты отчаянно нервничали. Втайне страшась конфликта, ибо хорошо представляли его разрушительность, они скорее хотели бы увидеть дуэль века, нежели мешать событию. Флюиды бунтарства и здоровой любознательности, в изобилии излучаемые толпой, заражали быстрее чумы. Редкие зрители, выказав недюжинную предусмотрительность, проталкивались к выходу, но даже эти одиночки поминутно оглядывались: кто кого?! Нет, все-таки: кто кого?!

Все шло чудесно, с каждой минутой делаясь еще хуже.

— Стойте! Не надо! Мы будем…

— …драться! Насмерть!

— Мы вот…

— Вот мы…

Тишина удавкой перехватила горло ристалищу. От северного входа, ковыляя, спотыкаясь и поддерживая один другого, спешили двое парней. Верней, очень хотели спешить, а получалось не ахти. Тот, что поздоровее, буквально тащил на себе чернявого худышку, пыхтя загнанным троллем, а чернявый бормотал Коленно-Лодыжкин Заговор, от которых здоровяк худо-бедно, но держался на ногах.

— Что вы здесь делаете, мерзавцы?! — в этом вопросе маг с капитаном проявили редкое единодушие.

— Драться!.. — Крепыш сгрузил чернявого к ногам Просперо. — До победного конца!

Вместо ответа чернявый лишь яростно охнул, когда заговор перестал действовать и бычок сел прямо ему на живот. Рудольф Штернблад кинулся снимать своего увесистого героя с чужого «оружия», попутно массируя ему бедра; Просперо Кольраун пассами начал восстанавливать силы своего изможденного волшебничка, — но оба сразу прекратили эти действия, сделав вид, будто ничего не произошло. А вдруг решат, что нарочно перед дуэлью?! Что вопреки кодексу?! Что против чести?!

— Ду-эль! — девятым валом ударили трибуны. Но шторм зрителей разбился вдребезги, налетев на вопль королевского бирюча, стократ «подзвученный» усилиями трех волхвов-аччендариев:

— Внимание и повиновение! Говорит король!

И дождавшись гробовой тишины:

— В создавшейся ситуации Его Величество не видит иного выхода, кроме как провести публичное расследование случившегося. Приступайте!

— Мы можем рассчитывать на вашу помощь, мастер Просперо? — волхв, лысый, как колено принцессы Изабеллы, говорил сдержанно, без лишних эффектов, но маг прекрасно услышал каждое слово.

— Разумеется, мастер Юхиббол!

Аччендарий с удовлетворением кивнул в ответ. Его коллега сплел из пальцев сложную фигуру, третий волхв незамедлительно впал в связь-транс, а Просперо Кольраун ударил посохом оземь, дождался, пока навершие замерцает в ритме па-де-грасс, и росчерком каллиграфа изобразил Руну Срочного Вызова. В сочетании с крипто-заклятием «Ока Силы» эта Руна обеспечивала чистоту следственного эксперимента.

На арене, в дюжине шагов от дуэлянтов и их обессиленного «оружия», возник глянцевый бесенок — меньше локтя высотой, зато с игривыми рожками. Гудя басом, он закружился в пляске. Быстрее, еще быстрее… Гул нарастал, плясун превратился в аспидно-черный смерч, плеща белесой гривой; в воронке явственно проступила жемчужина двадцати локтей в поперечнике. Вращение замедлилось, аччендарий в унисон крикнули: «Хэй-хо!» — жемчуг вспыхнул, просветлел…

В глубине явилось: капитан Штернблад отдает распоряжения Мартину Гофферу перед отъездом в Ла Фейри.

Трибуны сладостно ахнули, припав, так сказать, к замочной скважине на более чем законных основаниях. Шар-обсерватор обладал замечательной особенностью: с любой его стороны картина происходящего выглядела одинаково, так что обзор был превосходным отовсюду.

…Ага, вот уже Просперо отправляет в дорогу Мускулюса вместе с недоумевающим «оружием». Тракт Св. Архипа, ночлег в Тихом Омуте, деревне близ виконтства Геззим, снова дорога, поворот на графство — все это мелькнуло в жемчуге за считанные мгновения. Харчевня «У Старины Ника». Смена картинок замедлилась по мановению руки лысого волхва. Вот Тьяден, привязав лошадь, входит в харчевню, вот разговор Мускулюса и Гоффера, так некстати прерванный мальчишками…

Глядя, как пивные кружки, брызжа осколками, расшибаются о голову чародея, капитан Штернблад испытал прилив гордости. Моя школа! А поднос — это уже импровизация, хотя и вполне удачная. Мускулюс без пяти минут магистр, понимать надо!..

По всей видимости, Просперо Кольраун испытывал весьма сходные чувства, наблюдая, как падает, оглушен заклятием, Мартин Гоффер.

Дальше была бешеная скачка по ночной дороге.

«Олухи! Куда сворачиваете?! — едва не выкрикнул вслух Рудольф. — Там же Эльфячьи Кущи!»

Как в воду смотрел. Жемчуг испустил тоскливый вой, и отголоски пошли стягивать кольцо вокруг юных всадников. Лошади взвились на дыбы, сбросив седоков, после чего умчались во тьму. Мажонок едва успел зажечь еловую ветвь, как троица хомолюпусов кинулась на добычу. Парням еще повезло: прочие оборотни, видать, предпочли конину. Вожака свалил чернявый: факел ударил жуть-сполохом прямо в оскаленную пасть. Просперо оценил сноровку ученика, отметив, что на занятиях у чернявого жуть-сполохи выходили безобидными, зато дурнопахнущими. И почти сразу одобрительно хмыкнул капитан: два ножа ослепили второго хомолюпуса, Тьяден навалился на зверя, ломая хребет…

Третий прыгнул парню на плечи, стремясь к глотке.

Боевой маг наскоро «прощупал» Тьядена. Все в порядке, укусов нет — лишь царапины от когтей, и те «чистые».

Короче, третьего хищника добивали уже вдвоем, воткнув в глотку березовый сук и многократно проворачивая. К утру мажонок с забиякой выбрели к мельнице, где выпросили кувшин молока и краюху свежего хлеба. Также мельник, а по совместительству — ведун и добрая душа, указал короткую дорогу на Реттию.

Рудольф Штернблад, отвернувшись, скрипнул зубами. Знал он эту «короткую дорогу». И рожу мельника запомнил. Надо будет съездить, отблагодарить…

…На сквалыгу-лепрекона, пересчитывавшего золото в своем горшке, парни наткнулись пополудни. Гном злобно шипел, пока чернявый пытался наколдовать лепрекону толику приязни к гостям, потом харкнул «обмиралой» и двинулся превращать мажонка в жабу. Не дошел: в затылок уродцу ахнула его же собственная золотая монета. Лепрекон обернулся, багровея от гнева, и немедленно получил следующей монетой в глаз. Увесистые кругляши сыпались градом, кучность попаданий была на высоте, многократно ушибленный гном кинулся собирать богатство, и почти собрал, когда его по темечку огрел горшок, еще наполовину полный золота.