Генри Олди - Дуэль

Небось мажоныш-просперыш церемониться не станет!

Рудольф Штернблад остановился у письменного стола. Чернильница темной бронзы: дракон, мучаясь изжогой, разинул пасть. Перья гусиные, очинены заранее. Стопка девственно чистых листов пергамента…

Придвинул кресло.

Что ты делаешь, глупец?! Дуэль! Честь! Репутация…

Нехорошо усмехнувшись, капитан взял перо.

— …Мартин!

— Да, наставник?

— Зайди.

По лестнице Гоффер взлетел галопом, громко топоча.

— Слушай и запоминай. Повторять не буду. Велишь Тьядену немедленно собраться в дорогу. Ты едешь вместе с парнем. Насчет лошадей я распоряжусь. На сборы — час обоим. Вот деньги и рекомендательные письма. Первое — к моему сыну Вильгельму, личному лекарю графа Ла Фейри. Вручишь сыну письмо и сдашь мальчишку с рук на руки. После этого возвращайся. Тьядену передай: если хочет продолжить обучение, пусть отнесет второе письмо сержанту Эмилю Сорантено. Передаст привет от меня. И найдет какого-нибудь грамотея — сержант, когда я его видел в последний раз, читать не умел. Да, вот тебе третье письмо. Отдашь Тьядену при расставании. Это вольная. Все. Собирайся.

Ошарашенный Мартин раскрыл было рот для возражений. Закрыл. Потому что обожаемый наставник никогда раньше не смотрел на верного Гоффера, как на заклятого врага. И все-таки нашел силы выдавить:

— Но как же… как можно?! Дуэль?! Честь?! Репута…

Очнулся Мартин у фонтана. Болел прикушенный язык.

Тело ныло, но кости были целы. Учитель опять оказался на высоте, если не считать безумной идеи. И это означало, что в случае отказа Мартина исполнить повеление…

— Эй, Тьяден! Собирайся! Быстро, быстро!

На душе скребли не кошки — львы, тигры и леопарды.

Чем славится юго-восточный рубеж графства Ла Фейри? Покладистыми селянками, душистым сеном, от которого коровы доятся исключительно сливками, и харчевней «У Старины Ника».

— Хозяин! — Мартин Гоффер шагнул в дверь, не дожидаясь, пока Тьяден привяжет коней, и застыл на пороге. Протер глаза, широко улыбнулся, впервые за всю дорогу. Шагнул к угловому столику. — Мускулюс! Дружище Мускулюс! Какими судьбами?!

Колдун Андреа Мускулюс, из числа доверенных лиц мага Просперо, коротал час за пивом и гребешками речного петуха, жаренными в кляре. Каждый глоток, каждый хрустящий гребень делали колдуна еще мрачнее, хотя казалось: дальше некуда. Глядя в стол, заставленный пустыми кружками, Мускулюс глухо пробормотал:

— Судьба — злодейка…

Затем поднял взор на Мартина. Багровое, всклокоченное солнышко пробилось сквозь мрак:

— Гоффер? Ты?! Что ты здесь делаешь?!

Даже если бы Мартин собирался ответить, то все равно бы не успел. Мимо него, чуть не сбив с ног, пронесся чернявый юнец, на бегу застегивающий пояс. Судя по всему, минутой раньше юнец посетил нужник и избавился от очень большой заботы. Плюхнувшись за стол, чернявый счастливо ухватил кувшин:

— Дядька Андреа! А мне пива можно?

— Я тоже хочу пива. И мяса я хочу… — пробасили за спиной.

Это объявился голодный Тьяден.

Мартин Гоффер, человек капитана Штернблада, и Андреа Мускулюс, человек Просперо Кольрауна, долго смотрели на парней. Молча. Думая о своем. И складки на лицах разглаживались, а морщины исчезали.

— С рекомендательными письмами? — спросил Мартин.

— Ага, — кивнул Мускулюс. — К племяннице.

— Значит, в один дом. Мой к сыну написал. Выходит, испугался маг?!

— Дурья твоя башка! Просперо страх неведом. Не испугался, а совесть замучила. Люди говорят, ваш пацан ножи мечет, словно карась — икру. Кулаком стену прошибает. Муху копьем в глаз бьет. Вот хозяин и решил: на себя позор приму, а безвинную душу грех губить! Великое сердце, понимать надо!

— Люди, значит, говорят? Ну, эти люди нам тоже наговорили… Ваш, мол, луну с неба — щелчком! Море надвое разделит и суровой ниткой зашьет! Зря, что ли, еще год назад свечу ладонью гасил?

— Свечу он гасил, бездарь… Распорядитель, скотина хитрая, в свечке вытяжной фитилек присобачил: потянешь, она и гаснет!

— Ясно… А нашему камень на треть выдолбил. Для облегчения.

— Слушай, Гоффер, что же это получается?

— А хорошо получается, братец Мускулюс! Ежели бы один мальчонка исчез, а второй явился — тогда позор! Совесть совестью, а честь — одна, ее на всяк язык не натянешь! Но если оба не явятся для драки, тогда что?

— Ясное дело что! Тогда твой учитель и мой наставник, Рудольфова гордыня и Просперово самолюбие…

— Ага! Дуэль века! Наконец узнаем, кто лучше!

— Чего там узнавать? Просперо твоего капитанишку в бараний рог!

— Ага! И этот рог твоему мажишке в задницу! До затылка!

— Посмотрим!

— Посмотрим!

— Главное — этих побыстрее доставить, сдать под опеку, и — домой! К сроку! Мы хозяйское распоряжение выполнили, с нас взятки гладки!..

— Так чего же мы сидим?

— Никуда я не поеду, — буркнул Тьяден, и Мартин Гоффер осекся, ибо впервые видел обычно спокойного парня в бешенстве. Оба мальчишки буравили друг друга такими взглядами, что, будь у них вместо глаз ножи да посохи, лежать обоим в дубовых гробах. — Гад ты, гад безъязыкий! Почему раньше не упредил?!

— Не твое дело! — рассердился Мартин. — Раскомандовался! Иди коней седлай!

— Сам седлай! А я в Реттию! К учителю!

— Зачем?

— Честь ему спасать! А этот шпендрик пускай с вами бежит! Пускай!

— Сам ты шпендрик! — возмутился чернявый. — Это я обратно возвращаюсь! Мне Просперо заместо отца, я за его честь в могилу лягу! А лучше тебя, жирняка, в могилу уложу!

Вместо ответа Тьяден направился к выходу. Но разгневанный Мартин, чувствуя, как из-за мальчишеского упрямства срывается дуэль века, вмешался быстрей удара молнии. Тьяден охнул, завязанный хитрым узлом, суставы пронзила боль, а хребет выгнулся луком; возле уха раздался злой шепот: «Ты мне еще указывать станешь, щенок?!» — и вдруг хватка ослабла. С трудом разгибаясь, парень увидел чернявого «шпендрика»: тот крутил пальцами хитрые загогулины, временами сплевывая в адрес обмякшего на лавке, потерявшего сознание Гоффера. Колдун Мускулюс, опомнясь, выкрикнул два слова страшным, нутряным голосом, чернявого приподняло и ударило о стену, но тут уже не оплошал сам Тьяден.

Зря, что ль, учили?

Три кружки, три увесистых кружки из доброй красной глины, а первая — так и вовсе доверху полная пивом, ухнули колдуна в голову. Подносом Тьяден достал бесчувственного Мускулюса на полу. Хорошо хоть плашмя, а не ребром.

— Эй, жирняк! Быстрее!

— Сам ты жирняк! Сопля крученая!

— Это я сопля? Ладно, шевелись! Если успеем в срок, я тебя небольно убью!