Пол Андерсон - Девять королев

Маленькая толстушка королева напряженно возразила:

— Я не предлагаю такого выхода. Но кто-то должен был высказать это вслух. Нет смысла таиться в страхе даже друг от друга, как делали мы во времена Колконора.

Квинипилис строго вскинула руку.

— Что ж, давайте выскажемся, — кивнула она. — Что заставляет нас думать о том, чтобы избавить Ис — и себя — от Грациллония? Он силен, честен и обладает способностями, необходимыми для отражения угрозы извне. На нашей памяти не было подобного ему короля. Я, например, полагаю, что он послан нам небом. Но говорите смело. Настал час прямых речей.

— Поймите, — заговорила Фенналис. — Я не чувствую к нему ненависти. Верно все, что ты сказала о нем. Но душа его принадлежит Риму. Бодилис, тебе ли не знать истории Атридов: проклятье может переходить из поколение в поколение, губя невинных. Не преследует ли рок нашего нового короля? Вспомните, он собирается покинуть Ис!

— Только после Совета и празднества, — поспешно вставила Дахилис. — И ведь мы дали на то согласие!

— Разве у нас был выбор?

— Осенью в его присутствии нет особой необходимости, — напомнила Бодилис. — На время священных празднеств король всегда освобождался от ожидания в лесу — и так же поступали во время войны. Ему виднее, есть ли в том необходимость сейчас. Поединщик едва ли появится в ближайшее время, а если и объявится кто-нибудь, так что ж — мы можем поселить его в Красном Крове, в ожидании возвращения Грациллония. Он обещал вернуться до солнцестояния.

— И все же мне неспокойно, — призналась Ланарвилис. — Что, если в пути его подстережет гибель?

— И прежде случалось такое, — возразила Бодилис. — Ключ останется здесь. Да и наш король не станет рисковать безрассудно.

— Как бы то ни было, предстоящий отъезд — не единственное его насилие над обычаем древности, — настаивала Фенналис. — Нам известно, хотя о том и не говорится открыто, об осквернении ручья, посвященного Белисаме. И все знают, что он зарыл труп в месте, где гниение плоти может осквернить воды Лера. И… — она покраснела… — он насмехается над священным браком.

— Нет! — выкрикнула Дахилис.

— Это… исправлено… — прошептала Иннилис. — Не так ли? — Она опустила взгляд на свой живот. Не оставалось сомнения, что она беременна.

— Правда, он исправляется, — довольно заметила Малдунилис.

Фенналис стала густо-пунцовой.

— Вот как?

— Мы с тобой слишком стары, чтобы рожать, — напомнила Квинипилис.

— И все же… — Фенналис осеклась.

Бодилис потрепала ее по ладони.

— Понятно. Мы сочувствуем твоей обиде и знаем, как одиноки твои ночи. Но, Сестра моя, вспомни Вулфгара, которого убило мое рождение, — моя мать была его дочерью, и он не смог пережить этого брака. А ведь Вулфгар был язычник, приносивший коней в жертву Тору. Насколько же более тяжким грехом должно казаться кровосмешение Грациллонию — человеку высокой цивилизации и твердому в вере. Он помнит несчастного грека Эдипа, навлекшего чуму на свое царство, хотя согрешил он в неведении. Да и в Исе такой брак запретен.

Фенналис изменилась в лице.

— Священный брак — не брак смертных. Галликен избирают сами боги. Они знают, что делают! Но признаю, поскольку я более не под властью луны, то, что он избегает меня, может быть оправданно, — она натянуто улыбнулась. — Надеюсь, вы согласитесь, что я не тщеславна. Я всегда была дурнушкой и давно смирилась с этим, — она помолчала. — Но что, если в будущем, когда покинет нас одна из присутствующих здесь Сестер, боги поставят его перед выбором, лишив оправдания?

— Они не сделают такого! — вскрикнула Дахилис.

Остальные содрогнулись.

— А если?… — прошептала Иннилис. — Неужто он так прогневил Их?

— Он уже бросил Им вызов, — сказала Фенналис. В ее голосе прозвучало сожаление, словно она должна была сказать одному из бедных семейств, которых опекала, что болезнь кормильца семьи — смертельна. — Не потому ли мы собрались здесь, Сестры мои? Мы вспомнили о запретном погребении на мысу, и об осквернении ручья, и о предстоящем отъезде. Не слишком ли мы торопимся простить? — она добавила еще мягче: — Дахилис, милая, не сердись. Я не виню тебя — ты молода и полна любви. Но ведь он месяцами пренебрегал другими женами. И если теперь он и исполняет свои обязанности более исправно, то раскаяния за прошлое в нем не видно, — и вопросила громче: — Потерпят ли боги?!

— Да, — сказала Квинипилис. — В том-то и вопрос. Ты хорошо поступила, Фенналис, высказав все без утайки. Что же делать нам? Низложить короля?

Не одна Дахилис негодующе вскрикнула в ответ — семь уст повторили отрицание, а чуть помедлив, к ним присоединились и восьмые.

Квинипилис кивнула.

— Хорошо, — но продолжала строго: — Если он не желает искупить грехи — мы должны сделать это за него. Но выслушайте меня, галликены. Мы сами не безвинны! Вы — не безвинны!

Иннилис ахнула. Виндилис выпустила ее руку, обняла за талию и вскинула свободную ладонь, призывая ко вниманию. Ее орлиное лицо гордо застыло под взглядами Сестер.

— Все вы слышали, что связывает нас, — произнесла она. — Мы не откажемся от этого. Не можем. И я не верю, что должны!

— Я надеюсь, что вчера все мы поняли вас, — отозвалась Бодилис, вспоминая обряд очищения Девятерых, когда Сестры признавались друг другу во всем, что могло встать между ними и богиней. Так велела Форсквилис. — Мы сохраним ваше признание в тайне. Но честно ли это по отношению к королю, нашему супругу?

— Кроме того, я хотела бы знать, многие ли из вас, кроме Иннилис, открыли ему свои лона? — продолжала Квинипилис. — Да, травы — дар богини, и вам решать, когда обращаться к ним. Но отказываться от детей Грациллония, как от исчадий ужасного Колконора…

— Я не трогала трав, — поспешила оправдаться Малдунилис. — Просто он слишком редко меня…

Общий смех не дал ей договорить.

— Я тоже не прибегала к травам, — сказала Бодилис. — Да, воля богини — выше нашего желания. Пока только Дахилис и Иннилис… — Она вздохнула. — Заглянем в свои души… А между тем — как исправить содеянное зло?

Воцарилось молчание, и взгляды всех королев один за другим обратились к Форсквилис.

Провидица поднялась и сквозь сгустившиеся сумерки прошла к возвышению. Прежде чем взойти на него, она помогла спуститься старой Квинипилис и усадила ее. Поднявшись же, постояла перед «Возрождением Тараниса», словно перед кумиром, и размеренно, негромко заговорила:

— Вам известно, что в нашей беде я решилась проникнуть в гробницу Бреннилис и провести ночь с ее костями. Вам известно, что до сего дня я хранила молчание об открывшихся мне видениях, ибо они смутны и внушают страх. Но вот как я истолковываю их значение: боги встревожены, подобно нам, смертным. И потому Они удержат свой гнев и примирятся с нами, чтобы дать нам время покаяться и сохранить в святости Их имена. Вот жертва, которой они требуют. В ночь Возвращения Солнца одна из нас должна покинуть город, где мы все обычно собираемся в это время, и нести Бдение на Сене. Ей предстоит тяжкое испытание. Если она вынесет его, то очистится сама и принесет очищение всей Святой Семье: королевам, королю и дочерям. Так услышала я Слово.