Макс Мах - Твари Господни

Было без четверти двенадцать, и ждать больше было нечего.

"Судьба", – она сходу перемахнула через двухметровую ограду и, не останавливаясь, пошла среди могил, безошибочно находя дорогу в разбавленной лунным светом полумгле. Кроки, нарисованные Антоном были безупречны. Впрочем, ничего другого и быть не могло. Солдатское ремесло не забывается.

Она быстро миновала наиболее старую часть кладбища, где давно никого не хоронили, и вышла к относительно новым захоронениям, но путь ее лежал еще дальше, к южной стене, где на одном из последних новых участков был предан земле ее господин, предусмотрительно оставивший завещание и деньги на собственные похороны.

Судя по ощущениям, сейчас на кладбище они были одни, но, идя среди могил и внимательно рассматривая каждое попадающееся на пути дерево, Ольга все-таки забрасывала по временам "невод" – ненадолго, на считанные секунды, но забрасывала – потому что хотела быть уверена, что, как минимум, началу ее Великого Колдовства не помешает никто. Однако все было спокойно. Смерть Августа никого в этом мире не удивила и не встревожила.

4

Последний звук взлетел под своды собора и долго боролся там с небытием, но силы были неравны, и вскоре он все равно растворился в вечности.

"Ничто не вечно, – почти с отчаянием подумал Виктор, опуская скрипку и смычек. – Ты прав, царь, все проходит".

– Что скажешь? – спросил он вслух того, кто стоял у него за спиной, в проеме оставшихся открытыми дверей.

– Она прекрасна, ведь так? – сразу же откликнулся Персиваль. – И вы ее любите.

– Не знаю, какая она сейчас, – честно ответил Виктор, оборачиваясь к своему лейтенанту. – Но ты прав, Персиваль, я ее люблю.

– Я буду служить ей точно так же, как служу вам, – поклонился воин.

– Где ты сейчас? – Виктор не сомневался, что все так и будет, если будет вообще.

– Мы угнали вертолет, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Персиваль и поднял голову. – Еще час полета и, если нас не собьет иорданская ПВО, мы начнем прорыв границы.

– На вертолете?

– Нет, – едва ли не с сожалением покачал головой Персиваль. – Это было бы чистым безумием. На всю израильскую ПВО меня одного не хватит. Мы пойдем пешком. Южнее моста Аленби.[55]

– Не лезь на рожон, – предупредил Виктор. – К тому же пешком ты все равно не успеешь.

– Сколько у тебя людей, – спросил он через мгновение, обдумав складывающуюся ситуацию.

– Пятеро.

– Да, это было бы совсем неплохо, – признал Виктор. – Дженевра на месте и готова создать круг, так что еще пять человек ей сейчас лишними никак не будут.

– Нас шестеро, – вежливо напомнил Персиваль.

– Я знаю… Вот что. Когда вернешься, ты ее уже наверняка почувствуешь. Километров сто-сто пятьдесят по прямой… Ты смог бы открыть "проход"?

– Ну если она уже на месте… – задумчиво произнес Персиваль, наверняка взвешивая в уме шансы. – Пожалуй, я "кину" дорогу прямо из геликоптера. Так будет быстрее.

– Рискованно, – возразил Виктор, представляя себе, что собирается сделать Персиваль. – Вам может срезать винт.

– Зато мы сэкономим время, – пожал широкими плечами Персиваль. – Не беспокойтесь, господин. Если Дженевра успела, то и мы вас не подведем.

– Тогда, иди, – кивнул Виктор, начиная верить, что все еще может получиться. – Но помни, круг формирует Дженевра, а ты держишь периметр до тех пор, пока не подключусь я.

– Слушаюсь и повинуюсь, – без тени иронии сказал Персиваль, поклонился в пояс и сразу же исчез.

5

Ольга сбросила сумку с плеча и, подойдя к дереву, положила ладони на ствол. Ей даже не пришлось закрывать глаза и "отрубать" прочие чувства. Миновало мгновение, а тонкие иголочки силы уже впились в обнаженную кожу. А еще через секунду или две, когда рядом с ней возникли, как будто соткавшись из ночных теней, фигуры ее бойцов, боль уже пробила руки до локтей. Встретить здесь такую природную силу всего через несколько минут не слишком упорных поисков Ольга не ожидала. Сила буквально кипела под старой корой, поднимаясь к ладоням от глубоко ушедших в сухую землю корней, и выдержать этот напор, означало пройти одно из самых серьезных испытаний, которые могла предложить Ольге жизнь. Но не для того она пришла этой ночью на старое тель-авивское кладбище, чтобы отступить, уступив силе какого-то дерева. Еще несколько долгих томительных минут она терпеливо сносила эту муку, чувствуя, как, несмотря на ставшую уже почти нестерпимой боль – или вопреки ей – в плоть ее входит природная магия Земли и Жизни. Желало оно того, или нет, дерево отдавало Ольге то, что та хотела взять, и это было главное.

– Сайя, – с трудом разомкнув сведенные судорогой губы, произнесла Ольга.

"Прости!" – она мысленно опустилась на колени и склонила перед деревом голову.

– Чаора, сегойя шукна! – сказала она полным боли и муки голосом.

"Прими мою вину, достопочтимое!"

– Шукна! – повторили за Ольгой три мужских голоса.

"Вина моя безмерна, брат", – признала она в своем сердце.

И тотчас увидела смутную тень, вставшую перед ее мысленным взором. Это был дух дерева, и темные его – "древние" – глаза заглянули Ольге прямо в сердце и увидели там свою судьбу.

– Шья кши, – сказала Ольга, с трудом отнимая обожженные ладони от коры, но даже не подумала воспользоваться "исцелением".

"Я на войне", – она, не глядя, приняла из рук Оскара топорик и несколькими точными и сильными ударами, чувствуя при каждом из них, как содрогается дерево и отдается его боль в ее сожженных ладонях, срубила одну за другой три толстые ветви. И в тот именно момент, когда выполнив свою часть работы, Ольга отступила назад, предоставляя своим людям возможность вырубить из ветвей опорные колья, она услышала Персиваля. Он был уже близко, километрах в ста пятидесяти-двухстах от нее на восток, и то, что она не услышала его раньше, могло означать только одно, он спал.

6

Это была хорошая земля. Сухая, древняя, но не мертвая. Ольга опустилась на колени, положила на остывший к ночи песок свои обожженные ладони и почувствовала силу этой земли, и ее терпение. Тогда, Ольга склонилась в поклоне и прошептала слова прощения на языке, которого давным-давно не слышали в этих местах. Так давно, что люди успели забыть то время и тех, кто способен был без страха произносить такие слова. Но, как оказалось, земля не чета роду людскому – она помнит все. Эта земля узнала слова Великого Прошения, и приняла их, и тогда Ольга увидела глубоко упрятанное в ее толщу завернутое в саван тело Августа.