Алексей Молокин - Злое железо

Некоторые веши должны были насторожить меня, но я поначалу не придал им большого значения. А зря, как потом выяснилось.

Например, зажило на мне все удивительно быстро, словно кто-то заговорил многочисленные ушибы. Даже выбитые зубы и те вросли, вот что удивительно. Впрочем, своим организмом я всегда гордился, и на этот раз он меня не подвел.

И то, что какой-то приезжий китаец, не знавший по-русски ни слова, однажды поклонился мне в пояс и стоял так, пока я не смутился и не ушел, тоже ничего не значило. Китайцы – они вообще странные существа, тем более, возможно, это был бурят. Или кореец.

И надменные хозяева мандариновых развалов тоже были со мной отменно вежливы, никогда не пытались обмануть при расчетах и платили точно в срок. Последнее я приписывал своему природному обаянию, не иначе.

И с женщинами мне везло, особенно с молоденькими продавщицами.

Невесть откуда на мое имя пришел денежный перевод на довольно приличную, но все-таки не такую уж большую сумму. По отсутствию обратного адреса я догадался, что Межмирье решило заплатить мне за выполненную работу. Недорого же они оценили мои услуги, «Гибсон» на эти деньги купить было нельзя, хорошо, что на новую дверь и оконные стекла хватило.

Жизнь понемногу наладилась, а то, что временами хотелось завыть, так это обычно. Завои бывали у меня и раньше, зато теперь они проходили не так болезненно. Выли вокруг все, кто тоскливо, а кто и победно. Лето шумно, не обращая внимания на какие-то там правила, катило по городу, оставляя рубчатые следы на мягких от жары асфальтовых заплатках и разноцветный мусор на обочинах.

Однажды среди ночи я проснулся, перевалился через сопящую рядом молоденькую продавщицу из рыбного отдела – честное словно, если от русалок пахнет так же мощно, то немудрено, что бедной андерсеновской героине не удалось женить на себе принца, и отправился на кухню.

«Вот если бы вместе с голосом ведьма забрала себе еще и запах, – подумал я, – тогда эта история имела бы другой конец, но это вряд ли, ведьмы и сами пахнуть здоровы».

Мне было неспокойно, тянуло курить и поразмыслить о том да о сем. Кончался август. Лето высохло, покрылось пылью, лето стремительно и бесповоротно старело, оно еще скандалило редкими грозами, переходящими в нудную жалобную морось, но мы неудержимо уходили из него в осень. Мы уже чувствовали ее неуютный покой и заранее зябли.

И вдруг я ощутил что-то странное, словно поры какие-то открылись в душе. И я понял. Я понял, что осколки богов до сих пор сидят во мне, как картечины в заднице закоренелого браконьера, что в гитаре была только их часть, а остальное – во мне. И пускай эти осколки были совсем маленькими и не могли высказать и тем более навязать кому-либо свою волю, но их умения стали частью моего естества. Я точно не знал, какими талантами меня наградили отвергнутые своим, да и нашим тоже, миром боги, но кое-что я все-таки ощущал.

Например, я теперь умел выращивать цветы. У меня неожиданно появились «зеленые руки». Раньше у меня в квартире любое растение сохло, скрючивалось и в конце концов безвозвратно гибло. А теперь моя комната напоминала оранжерею, хотя я и не прикладывал к этому ни малейших усилий. А еще были подорожники, которые словно неунывающие салаги-первогодки заполонили лужайку у моего подъезда и вырастали даже в моих следах, честное слово.

И еще много чего, но самое главное – я почувствовал, что умею поднимать неупокоенное железо. Конечно, такой железной бури, какую учинил некогда Аав Кистеперый, мне никогда не устроить, но отправить какую-нибудь подходящую железяку на пару тысяч километров прямо в цель было вполне по силам. Нужна была только ненависть, а вот ее-то у меня как раз и не было, но ведь от совести да ненависти не зарекаются.

«Вот и рухнула твоя спокойная жизнь, Авдей, – подумал я. – Стоит тебе проколоться, и эти церберы из межмировой конторы пришлют по твою шкуру какого-нибудь героя. А может быть, и не какого-то. Может быть, Константина и пришлют, опыт-то у него имеется. И бард с ним будет с аймой на поводке, все как полагается. Хотя нет, бард в данном случае не нужен, дорожка в мой мир натоптана, можно обойтись и без барда, одним героем. Так что встреча с бывшим коллегой мне не грозит, а жаль, глядишь, и отбил бы у него айму».

Рыбная девушка проснулась, прошлепала босыми ногами в туалет, потом сунула заспанную мордашку в кухонную дверь и недовольно спросила:

– Ты что, Авдей, так и будешь здесь сидеть? Утро скоро, давай в постель, встрепенемся по разику да поспим немного, а то мне на работу рано вставать.

Мне почему-то стало стыдно.

Глава 19

Осень моей судьбы

В мире запахло осенью,

В небе, забрызганном просинью,

Рыжие тучи дрожали,

Как ржавые дирижабли.

В мире запахло осенью. Городские березы стояли печальные и несчастные, словно ангелы с побитыми кислотными дождями крыльями. Я уволился с рынка, потому что больше так не мог, кончиться это могло тем, что я либо сам продал бы кого-нибудь, либо продали бы меня. Немного денег у меня еще оставалось, но деньги волновали меня меньше всего. Дело в том, что, поразмыслив немного, я понял, что мой организм вступил в своеобразный симбиоз с осколками богов или наоборот, они с ним – какая разница. Наверное, правильнее было говорить о симбиозе душ, но вопрос о душах богов-иммигрантов оставался открытым. Вообще подходящая тема для теологической дискуссии – обладают боги душой или нет. Кто-то, конечно, скажет, что бог – он сам есть душа, но ведь это не ответ, правда? Да ладно, я не теолог, мне бы с собой разобраться, то есть с тем, во что я превратился. А превратился я, как говорится, «во всех зверей понемногу».

У меня открылось множество новых и не всегда удобных талантов и умений, я мог то и мог это, но самое главное – у меня появилось стремление влиять на людей. Не жажда власти, жажда власти – это другое, нет, я хотел иметь множество преданных слушателей, поклонников и адептов. Раньше у меня таких противоестественных желаний не возникало, видимо, сказывалось разлагающее влияние богов.

С деньгами действительно проблем не было. Вросшая в мое естество частичка Тыры Жульника, доки по части всевозможных способов получения малотрудовых доходов, позволяла в любой момент получить нужное количество денег. Достаточно было зайти в игровой павильон, коих в нашем городе расплодилось даже больше, чем пивнушек, опустить в прорезь «однорукого бандита» пятирублевую монету, не глядя дернуть за рычаг – и, пожалуйста, джек-пот. Жульник не ошибался никогда. Правда, пользовался я этим талантом редко. Стоило дать ему волю, как я немедленно начинал замечать, где и что плохо лежит, в пальцах появлялся характерный зуд, а в организме – тяга к безнравственным поступкам. Так что с Тырой приходилось держать ухо востро. Правда, однажды я все-таки не удержался и дал ему волю. Это было, когда пара цыганок зажала меня в угол и принялась раскручивать на деньги. Знаете, есть такая штука – «цыганский гипноз»? Так вот, после получасовой речи, которую я под влиянием Жульника произнес перед ошеломленными фараоновыми дочками, они отдали мне все, что у них с собой было, включая кольца, серьги и мониста, и принялись было скидывать одежду, чтобы нагими, но счастливыми пойти по миру. От заслуженной простуды их спасла какая-то толстая старуха, которая, прикрываясь мокрым платком, словно герой-спасатель в горящем доме, ухватила соплеменниц за смоляные косы и уволокла прочь. Бабка явно знала, что делала, потому что отворачивалась от меня изо всех сил, хотя уши у нее были предусмотрительно заткнуты ватными тампонами. По части гипноза цыганкам было явно далеко до Тыры. Я пожал плечами, рассовал по карманам разнокалиберные купюры, сгреб монеты и прочие скобяные изделия в сумку и отправился восвояси.