Антон Карелин - Книга Холмов

— Иди сюда! — на бегу крикнула она тени. Та не умела перезаряжать огнестрел, потому что и Анна не умела. Так что держать ее на гребне уже не было смысла. Две Анны мчались к Дмитриусу, живая и серая. Гремлины зыркнули на обеих недовольными, нервными рожами, что-то щелкая и клекоча.

Убой, звеня, ругаясь и звякая, поднялся и оценил ситуацию. Как-то не ахти. Подскочив к Неженке, он сграбастал ее и побежал, для разнообразия, вперед.

Анна, раскрыв рот, смотрела, как с ненавистью зыркнувший на нее двухметровый мужик оббегает по дуге столпившихся ее, тень, Дмитриуса и гремлинов, и… вспрыгивает на козлы! Свалив бесчувственное тело магички себе на колени, положив сверху меч, Убой схватил поводья, брошенные Дмитриусом, и стегнул их, но, пошли, проклятые!

— Охренеть, — в третий раз за последний час сказал Дмитриус.

Кони, заговоренные Алейной от страха, чтобы смирно стояли посреди шумного боя и не дергались, послушно тронулись, но их реакции были замедлены, ход заторможен.

— Да пошли вы, но! — орал Убой, и броневагон, скрипя, едва-едва тронулся с места.

Дмитриус встал. Если бы на его железном лице могли играть желваки, они бы играли. Но его шлем, как и все тело, помял и деформировал выплеск хайпа, поэтому безликое железное лицо казалось злобнее некуда, а улыбающаяся рожица на груди, искривленная, выглядела как зловещая ухмылка.

Отчаянно скрежеща погнутыми руками и ногами, Стальной подошел к броневагону и ухватился за борт. Убой стегал безвинных коней, они уже протяжно ржали от боли и возмущения, пытались идти вперед все быстрее и сильнее, но Дмитриус своей нечеловеческой силой держал повозку и не давал.

Главарь понял, что так ему не уйти.

— Ну-ну, — сказал он, слезая с козел и поигрывая мечом. Кольца, вплетенные ему в бороду, прозвенели от прыжка сверху-донизу, как маленький водопад. — Ну давай, голем засранный.

— Пошли, — сказала Анна тени. Все внутри нее протестовало против нужды приближаться к этому человеку, но делать было нечего.

Они двинулись на Убоя впятером. Дмитриус посередине, две Анны с одной стороны, два гремлина с другой. Хрррщ-скрррщ!

— Где же ваше благородство, защитники, — оскалился он. — Пятеро на одного?

Выходит, знал, что за серебряные бирки. Знал, куда пригнал своих людей.

— Шестеро.

Сверху на дорогу упала тень, и это была тень Винсента. Ну то есть, не призванная, а обычная, его. Он вылез на крышу с арбалетом в руках, хоть стрелять особо и не умел, но все-таки, лишняя десятка в лисьем рукаве.

— Там же, где твое, свинья мародерская, — сказал Дмитриус. Он поднял руку и выстрелил железным прутом, но рука была гнутая, и прут глупо и смешно застрял, выбитый примерно на треть. Торчал из рукава, словно маленький ломик.

На броневагон села белая друда.

— Чиривик-сквик! — сказала она с угрозой. Узкое треугольное лицо, пугающе похожее и еще более пугающе не похожее на человечье, слегка склонилось на бок.

— Сдавайся, Убой, — предложила Анна, которую только сейчас наконец отпустило. Она коротко и часто дышала, но была готова протянуть еще какое-то время на ногах.

— Ну-ну, — повторил бородатый, и посмотрел на лежащую без сознания Неженку. — Тьфу ты.

Он пошарил латной перчаткой на шее, выудил из-под доспеха цепочку с тем самым «высокородным» амулетом, и засунул его в рот.

— Бей его! — крикнула Анна и вслед за тенью сама бросилась вперед. Винсент выстрелил, и даже угодил болтом Убою в наплечник. Друды зачивирикали, и вокруг бородатого закрутился целый рой неизвестно откуда взявшихся ос. Дмитриус был уже почти вот-вот на расстоянии удара, но главарь зажмурился, выкрикнул что-то нечленораздельное — и внезапно исчез.

Только осы рассержено жужжали и собирались уже напасть на остальных двуногих, когда белая друда махнула крылом, и их как ветром сдуло.

— Трус, — сказал Стальной, останавливаясь.

Все молчали, пытаясь отдышаться.

— Вы живы? — Алейна оббежала повозку, испуганно глядя на взмыленных коней, и еще более испуганно заглядывая за них, на друзей.

— Да, — успокоила ее Анна. Хотя по-хорошему, надо было сделать строго наоборот. В голове шумело все сильнее. Но жрица уже подбежала и начала отстегивать с ее шеи кожаную бармицу с вклепанной в нее стальной полосой.

— Он ушел эфирным броском, — прокомментировал Винсент. — Значит, ушел недалеко. И бросок делается к метке, которую ставишь заранее. Дай угадаю, где метка?

— В повозке с красной заплаткой, — буркнула Анна и зашипела от боли.

— Вот-вот, — маг взмахнул рукавом, из него вылетел серый ворон, и, заложив вираж, полетел в сторону зеленых холмов.

— Хотя бы реликвию ордиса мы отбили, — сказал Дмитриус. Его гнутая железная ладонь указывала на магичку воды. — Посмотри у нее в поясной сумке.

— Откуда знаешь? — удивилась Анна.

— Слышу. Вокруг нее нет вибраций и звуков. Вообще.

— Эй, хватит болтать! — возмутился распростертый на земле Кел. — Освободите меня!

Лисий суд

Глава двенадцатая, где Лисы убивают пленников.

— Снимите меня! — визжала Неженка, дрыгая ногами и звеня цепями колодок. — Что я вам сделала? Нельзя так с детьми! Я еще не замужем!

Ей и правда было лет шестнадцать, хотя по разбитому лицу и не скажешь, даже после того, как Анна аккуратно обтерла его. Но, например, запястья у магички были вот совсем детские. А цинизм как у сорокалетней.

— Не замужем, — подтвердил толстячок, единственный, не висящий в кандалах, а сидящий у ног Неженки. — Но такие серенады выводит, когда Убой ее в шатре дерет, что все убойцы заслушиваются.

Убойцами звался их вшивый отряд, и «вшивый» было не метафорой.

Злюка, услышав последнюю фразу, метнула в огнемага невидимое копье ненависти, которое пронзило бы его брюшко и намертво пригвоздило к земле, но увы, невидимые копья обычно не долетают до цели.

— Я читал, — тут толстячок вдруг смутился и покраснел, — то есть, от мужиков слыхал, что юные девы не горячи к мужеложеству, нет в них страсти, она с годами накапливается, как в ценном сосуде дорогое вино. А Лилла младая, но уже и горячная. Хотя, может, она изображает.

В одной этой фразе было сразу столько всего не так, что Лисы смогли лишь покачать головами. А Злюка, судя по ее остановившемуся, остекленевшему взгляду, методично раскладывала невидимые внутренности огнемага на невидимой разделочной доске.

— Гидра вообще безумица, — тут же доверительно прибавил толстик, кивая на мечницу, — встает внутри шатра и охраняет. Они с голыми задницами, она с обнаженными мечами. Убой не хочет, чтобы кто-нибудь его в спину ударил, пока он на мели. Вот она и постаивает.