Павел Данилов - Срединные силы. Черное пламя

– Что ж она сама не пошла?

– Летом ходит, – поморщился Артур. – А сейчас холодно.

«– Хорошо, что сейчас зима», – пробурчал Чет.

Когда они проходили мимо центральной дороги, пронизывающей все улицы города, Роман спросил:

– А в доме есть книги?

– Не-е, – покачал головой Артур. – После смерти мужа княжна приказала продать все книги скупщику. А что тот не взял – отправилось в печь.

– Жаль, – вздохнул Роман. – А с чего это она их так невзлюбила?

Артур пожал плечами.

– В книгах же обычно либо умные мысли, либо трудные слова написаны, – подумав, сказал он. – Мнение она уважает только свое, а сложные слова ей кажутся чертовщиной.

Роман хмыкнул и покачал головой.

– Тяжелый случай, – произнес он. – Самой же веселее сидеть бы было.

А в голове вспыхнула мысль, на миг связавшая с далекой Землей: «Ей бы сюда книгу Стивена Кинга «Мизери», вот бы она была счастлива. Хотя вряд ли она что-нибудь поняла».

Чем ближе они подходили к дворцу, тем богаче и напыщеннее становились дома. Люди тонкой струйкой двигались к площади. Многие их приветствовали. У Романа каждый раз замирало сердце, когда кто-нибудь начинал его внимательно рассматривать.

– Артур, а как ты попал в дом княжны?

– Знаешь, Ром, я не очень люблю эту историю, – без привычной улыбки, сказал Артур.

– Извини, не хотел…

Артур поднял руку и торопливо заговорил:

– Нет-нет, не оправдывайся. Я расскажу, но потом давай не будем больше этого касаться.

– Конечно!

– Когда мне было лет пять, на наш караван напали разбойники. Отца и мать убили в бою, а я попал на невольничий рынок и обзавелся рабским клеймом. Ну, князь меня и купил, – с горькой усмешкой поведал Артур. – Обещал освободить, когда выросту. Время шло, князь все больше чах и забирался под юбку жены. Когда я уже мог жить отдельно, князь попытался выполнить обещание, но скупая бестия не дала денег на освободительную грамоту. – Артур тяжело вздохнул. – А потом князь помер, и шансов на свободу не осталось совсем.

Роман молчал, скорбно опустив голову.

– Тяжело тебе пришлось, – наконец вымолвил он.

Артур махнул рукой и произнес, как можно бодрее:

– Забыли. Все в прошлом. А сейчас, когда у нас появился помощник, жить стало намного легче.

Факелов улыбнулся и замедлил шаг. Они прошли последний дом, напоминающий малую копию дворца, и ступили на обширную площадь. То тут, то там кучковались люди. Стоял штиль, потому, несмотря на мороз, погода казалась теплой.

Во время строительства дворца упор делался явно не на красоту. Многочисленные окна были узки и зарешечены, а парапеты балконов напоминали щербатые пасти чудовищ. Дворец напоминал мрачный шведский замок из темного камня. Лишь на четвертом и пятом этажах виднелись широкие прозрачные окна с золотистыми шторами.

Вдоль стены расхаживали стражи в коротких телогрейках и толстых штанах. Воины следили за порядком и не подпускали никого к дворцу ближе десятка шагов.

Посреди площади стоял высокий помост. Роман и Артур подошли к нему почти вплотную. Недавно подметенные от снега доски потемнели от влаги. Справа на помосте стоял прямоугольник виселицы с мрачно свисающей удавкой, а слева возвышалась конструкция чудовищного вида.

– Гильотинка, – хмыкнул Артур, увидев замешательство Романа.

Орудие казни было высотой в два человеческих роста. Внизу металлической рамы пролегали две горизонтальные жерди, с вырезом в виде полукруга в каждой. Соединяясь вместе, они образовывали идеальный круг. Вверху рамы, закрепленный веревкой, завис огромный гильотинный нож с косым лезвием. Металлическая пластина, толстая у основания, немыслимо заострялась к другому краю. Лезвие ярко блестело, любовно наточенное шлифовальным камнем.

– Вот страшилище, – с уважением сказал Роман.

– Преступники ее почему-то не боятся, – с философским видом сказал Артур. – Пока не оказываются в тюрьме.

– Так они и не думают о ней, – пожал плечами Факелов. – Пока не попадутся.

«– А вот тебе уже пора подумать, – с раздражением сказал Чет. – За тебя тысячу золотых дают, а ты разгуливаешь как глупый зевака».

«– Кому я нужен? Все казни ждут».

Артур отошел чуть в сторону и произнес:

– Отсюда все увидим.

Факелов подошел к нему и еще раз взглянул на плаху. «До печатного станка не додумались, зато гильотину сделали отличную, – с легкой грустью подумал Роман. – Быстрее бы пройти Путь и поработать сначала над Скрытым миром, если разрешит Наставник, а уж потом заняться улучшением Земли».

Через четверть часа люди повалили со всех улиц плотным потоком. На Романа и Артура начали напирать сзади и с боков. Пробивающиеся во все стороны люди задевали их локтями и плечами.

– Проснулись, – усмехнулся Артур.

Казалось, что на завтрак смерти пришел весь город. Стариков поддерживали подростки, молодые женщины несли на руках детей, десятилетние юнцы просились к мужчинам на плечи. Круг людей разрывался только в одном месте. От лесенки, ведущей на помост, тянулась узкая дорога к боковому, самому невзрачному входу во дворец.

Возбужденная толпа гудела. Казалось, что разговаривают все одновременно, и каждый пытается перекричать другого.

«– Добрые здесь люди», – иронично сказал Роман.

«– На себя посмотри», – хмыкнул Чет.

Факелов пропустил замечание мимо ушей и добавил серьезно:

«– А вот власти умные. Горожане, объеденные праведным гневом и жаждой крови преступников, никогда не поднимут восстание. Им всегда есть о чем поговорить. Три дня обсуждают предыдущую казнь, а потом три дня гадают, какая будет следующая».

На четвертом этаже открылись два окна, и оттуда загудели трубы. Толпа мгновенно смолкла. Вскоре этажом выше распахнулось еще одно окно, и в проеме появился человек среднего возраста с волевыми чертами лица.

– Великий князь, – благоговейно шепнул Артур.

– Приветствую вас, друзья! – зычно крикнул князь. – Сегодня мы по традиции караем тех, кто оскверняет нашу землю! Тех, кто позорит нас своим присутствием! Нельзя щадить отродье! Никогда!

Толпа с удовольствием, перетекающим в общее безумство, закричала, засвистела, заулюлюкала. Князь, со сдержанной улыбкой на устах, благосклонно кивнул.

Роман с удивлением заметил, что обычно добродушный Артур тоже сейчас что-то орал, бешено вращая глазами. Народ с таким усердием поддерживал слова князя, будто эти преступники обидели каждого человека в отдельности.