Морис Делез - Слуги паука 3. Время полной луны

Жрец подумал о том, успели ли уйти их друзья, и вдруг его осенило: а ведь колдунья оказалась права! В конечном счете, в их отряде нашелся-таки предатель, пусть и невольный! Тефилус погубил не меньше сотни людей и еще полторы сотни обрек на мучительную смерть! И только Конан каким-то чудом умудрился спасти их!

— О, Конан! — простонала Милла где-то по другую сторону костра.

Жрец усмехнулся и подбросил в костер сухих сучьев. Мясо давно было готово, но голода он не испытывал. Этим же двоим, похоже, было не до еды. Теперь мысли его перекинулись на другое. Ему припомнились слова киммерийца о том, что Митра, которому Мэгил служит, не очень-то спешит на помощь своим слугам. Он знал, что это не так, не могло быть так, и все-таки не мог убедить себя в обратном. Что-то оставалось недосказанным.

До вчерашнего дня он вообще не задумывался об этом. Однако вчера ночью, когда грозный Кром, который, как это принято считать, лишь дважды в жизни удостаивает человека взглядом — при рождении и в момент кончины — вдруг явился и спас всех, и верящих, и не верящих в него, от смерти, червячок сомнения впервые закрался Мэгилу в душу. Правда, суровый бог лишил всех памяти об этом событии. Лишь он, слуга Митры, оказался слишком силен в тот миг и не расстался с этим знанием, и теперь оно глодало его.

— О, Конан мой, Конан! — донеслось из темноты, и Мэгил вздохнул.

Похоже, киммерийца мало волнуют такие тонкости.

Как он там говорил «Если мне нужно пройти по мосту…» Ну, и так далее… Быть может, и нужно жить так? Появился враг — достал меч и руби! А главное — делать это все ради себя и своих друзей, а не ради кого-то или чего-то. Жрец задумался и обнял колени руками. Правда, именно благодаря Митре он тянул уже третий жизненный срок, но принесло ли это ему счастьем. Едва ли… И почему-то в голову ему пришло именно это слово — тянул…

Он откинулся в траву и посмотрел на звездное небо. Оно уже не казалось ему таким черным и бездонным. Значит, скоро рассвет. Утром придут кочевники, которых они встретили днем, приведут коней, и они с Конаном разъедутся в разные стороны и, быть может, никогда в жизни больше не увидятся. На душе от этой мысли стало гадко и тоскливо. Опять он останется один. Мэгил зябко поежился, сел и поворошил палкой догорающий костер, но тут же поймал себя на том, что ему вовсе не холодно… Быть может, плюнуть на все и отправиться с киммерийцем? Пить вино, любить женщин и внимательно следить, не перекрестится ли его путь с той дорожкой, что приведет его к тихой гавани, где всегда будут ему рады и ждать будут лишь его одного?

— Ко-она-ан! — устало простонала Милла, и Мэгил беззвучно и радостно рассмеялся.

Нет, это не для него. Случись с ним такое лет сто назад, быть может, но только не сейчас. За истекшие года он многое успел понять и переоценить. Было все-таки что-то притягательное и в его судьбе одинокого скитальца, правда, понял он это только теперь и был за это благодарен Конану. В конце концов, не ради Митры делал он свое дело. Его увлекал сам поиск, который был сродни охоте на смертельно опасного зверя, а радость победы невозможно сравнить ни с чем! Так что каждому свое.

Он вдохнул полной грудью свежий воздух. Край неба на востоке начал алеть, и небо, отряхнув с себя избыток бриллиантов, из непроницаемо-черного стало густо-синим. Скоро взойдет солнце, и не будет больше никакого кошмара. Он отправится вперед. Туда, куда позовет его неугомонное сердце. Нет, сначала, конечно, в Шадизар, чтобы разузнать все о Глоре и Кэрдаксе, а потом дальше. Нужно же выяснить, на кого оставлены Врата Вечности!

Из посеревшей темноты показались две фигуры — огромная мужская и маленькая девичья.

— Что-то я устал сегодня.— Конан присел рядом с давно остывшим мясом и начал нарезать его огромными ломтями. Ни Мэгил, ни Милла не отказались от своей доли.— И проголодался,— добавил он, подумав, и, прожевав огромный кусок, спокойно закончил: — Да и спать давно пора. Припозднились мы что-то.

— Это верно,— усмехнулся жрец каким-то своим мыслям, а девушка отчего-то зарделась, а может, просто отсвет зари заалел на ее хорошеньких щечках.

Эпилог

Три всадника остановились посреди зеленого разнотравья, и кони их, привыкшие к быстрому бегу в вольных коринфийских степях, недовольно отфыркиваясь, нетерпеливо переступали копытами. Два всадника, Конан и Милла, остановились рядом, третий же, Мэгил, заставил скакуна развернуться и встал напротив. Затем все спешились.

— Ну, куда ты теперь?— спросил киммериец.

— Обратно, в Шадизар,— пожал плечами жрец, стараясь выглядеть спокойным.— Нужно порыться в бумагах и разузнать кое-что.

— Увидишь Акаяму,— наказал северянин,— передай, чтобы позаботился о Лисенке.

— Быть может, что-нибудь передать Мелии?— прищурился жрец.

Черноволосый гигант помрачнел, а девушка мгновенно вспыхнула, но сдержалась.

— Нет,— наконец сказал он.— Просто расскажи ей все, как было, но соври, что мы потеряли друг друга при бегстве.

— Как хочешь,— едва слышно ответил его товарищ.— Ну, а ты куда? — поинтересовался он, переводя разговор на другую тему.

— Быть может, в Зингару…— пожал плечами киммериец.— Ты бывал в Кордаве? — внезапно спросил он.

Жрец молча кивнул.

— Ну и как?— поинтересовался молодой гигант.

— Кордава — грязный город,— поморщился Мэгил.— Нечего там делать.

— Да? — Конан задумчиво посмотрел на друга.— Тогда, может, податься в Туран? — Он вопросительно посмотрел на Миллу.— Кром! Опять перебираться через горы! Нет! Пока поеду на запад! — Он махнул рукой в сторону заходящего солнца и добавил: — Вот только ее пристрою,— кивнул он на девушку,— и решу окончательно1

— Я тебе пристрою! — Девчонка зашипела, как дикая кошка, и гневно сверкнула глазами.— Я тебе такое устрою!

— Да пойми ты,— в который уже раз принялся повторять он,— я в наемники собрался, а наемнику не полагается таскать за собой вздорных девчонок! Вот найдем тебе хорошего парня…

— Не хочу хорошего! — закричала она.— Хочу тебя!

Киммериец устало вздохнул и покачал головой с таким обреченным видом, что Мэгил не выдержал и расхохотался, а окрыленная этой временной победой девица бросилась на варвара. Оба повалились на землю, и жрец понял, что дальше смотреть на происходящее не имеет права. Он покачал головой, потом опять расхохотался, уверенный, что эти двое уже не слышат его, вскочил в седло и поехал прочь, думая о том, что, похоже, не скоро его молодой друг доберется до Зингары.

Небо темнело. Конь медленно ступал по высокой траве, и еще долго в вечерней тишине тихий ветерок доносил из-за спины:

— О, Конан мой, Конан!