Бог не Желает (ЛП) - Эриксон Стивен
- Почему, если богиня желает вам выжить?
- Потому что, на взгляд Суки-Войны, ты даешь лучший шанс.
Ошеломленный, Рент не мог выдавить ни слова.
- Бессмыслица, - прошипел Нилгхан, но уселся, словно сдувшись.
- Странно, - пробормотала Делас Фана, подбрасывая сучья в костер.
- Что?
- Мои инстинкты твердят то же. Я начинаю верить: это не мы собрались, чтобы защищать Рента. Он сам будет защищать нас.
Пейк Гилд пожала голос из темноты: - Рент, иди со мной. Я услышала твои слова и обрела откровение в твоем взоре.
Рент нахмурился, когда Делас Фана пояснила: - Положенные слова, Рент. Ты заслужил свою ночь. Женщины решают, женщины выбирают, ибо именно женщины знают.
Пейк Гилд протянула ему руку. - Я услышала твои слова и обрела откровение в твоем взоре. Если предпочитаешь мужчину, я найду его.
- Мужчину? - удивился Рент. - Для чего?
Говер хмыкнул. - Всё очень просто, щенок. Если хочешь кого-то поцеловать, кого предпочтешь: мужчину или женщину?
Поцеловать? Он почти сразу пожал плечами: - Не знаю. Не знаю о чем ты. Никогда никого не целовал и меня не целовали. И зачем люди это делают?
Говер вдруг встал, обошел костер и пошептался с Пейк Гилд, так тихо, что Рент ничего не расслышал.
Лишь увидел потрясение на лице Пейк, боль в глазах. - Тогда, - сказала она, - понимание придет с большим трудом. Рент, прошу, встань и возьми меня за руку. В любом случае к утру ты станешь мужчиной.
Нилгхан странно застонал и бросил: - Ну почему у Суки-Войны нет сестрички. Делай как она велит, щенок. Я ж говорил: женщины всё знают.
Она увела его далеко от всех, на другой уровень речной террасы. Даже псы не шли следом. Оказавшись наедине с Пейк Гилд, Рент не находил что сказать. Сердца тяжело стучали, по неведомой причине, во рту пересохло. Как будто от нее исходил запах, необычайно экзотический, наводящий смущение и стеснение.
Наконец он придумал тему для беседы, но тут же оказался в затруднении. - Говорят, ритуалы Теблоров полны крови и жестокости. Новорожденных приносят в жертву каменным богам. Режут псов, с лошадей сдирают кожу. Поют заклинания и всё такое, и духи встают из земли. Мне пустят кровь?
- Когда ты впервые глядел на меня, - ответила она, выводя его на полянку, - мне привиделось желание в твоих глазах. Я ошибалась?
- Я счел тебя милой, - сказал он сдавленно, радуясь, что в темноте она не видит горящего лица.
- Но ты изменил свое мнение?
Он расслышал в тоне насмешку. - Ты дразнишь меня.
- Дразнить - наше главное оружие. Кожа мужчины так тонка, мы пробуем, легко ли она кровоточит.
- Нехорошо.
Она нашла поваленный ствол и подвинула ближе. - Сядь со мной.
Он заметил, что она принесла сюда постель, разложила меховые шкуры. - Ты запланировала это раньше, раньше, чем услышала меня.
- Днем, когда я давала тебе советы насчет лошадей, смотря в спину, мне пришло в голову, что ты - мое предназначение. Гм, одно из, ведь я не создана только для служения мужчинам. Скорее я вольна привлечь мужчину или оттолкнуть его, как захочу. Вольна оказывать услуги, пока мне это приятно. Нет, Рент, кровь не прольется.
Он озирался, почему-то избегая смотреть на постель. - Что сейчас будет? Думаю, ты ошиблась. Я ни к чему не готов. Вы назвали меня ребенком, что ниже закона, ниже серьезного отношения. Мне не нравится. Но может, потому что это правда? Я дитя, и кажется, сейчас лишусь того, чего не ценил, но всё же оно ценное. - Он глянул на нее. - Что я потеряю, Пейк Гилд?
Она вздохнула: - Меня предупредили. - Голос был едва слышен. - В обычных обстоятельствах, Рент, я сказала бы "невинность". Но Дамиск сказал Говеру, а Говер передал мне. - Она замолкла.
Хмурый Рент думал и думал. Ничего на ум не пришло.
- То дело с твоей матерью, - шепнула Пейк.
- Я думал, она убила себя из-за меня. Но Дамиск сказал, она жива. Так в чем дело?
- Почему она угрожала убить себя?
- Потому что я не мог заплатить, как остальные. Когда она... - Пришла его очередь молчать. "Когда она сделала со мной то же, что с другими".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Там не в плате дело, Рент. Это проклятие кровяного масла, лихорадка, пожирающая души южан. Ей была суждена лишь такая работа, но это была лишь работа. До той ночи. Работа. Работая, она кормила вас, содержала дом. Заботилась о тебе. Но затем... лихорадка победила ее, и она сделала то, чего не должно быть.
Ренту казалось, что сейчас он зарыдает, непонятно почему, ведь Пейк Гилд подводила его к чему-то, и было уже больно. Словно у него вдруг нашлась рана, и Пейк засунула в рану свои пальцы. - Мое тело... моя часть изменилась, - пробормотал он. - Я ничего не мог сделать. Она царапала лицо, била себя кулаками. Я не знал, что творится. Не знал, чем ей помочь.
- Ты ничего не мог сделать.
- Я был сконфужен.
- Ты был охвачен ужасом, - ответила она.
Он подумал. Ему всегда твердили, какой он медленный умом, неуклюжий и тупой в сравнении с шустрыми южанами. Однако он не мог вспомнить никакого ужаса - или просто не понимал смысла слова? - Ужас значит, что я напугался. Не думаю, что я хоть когда-то чего-то пугался.
- Это не одно и то же, Рент. Ужас обитает в мире неведомого, не как обычный страх или боязнь. В нем смущение переходит в неслышный вопль, как будто у тебя вырывают привычный мир. Той ночью, Рент, она вырвала у тебя мир. Той ночью всё изменилось.
Он кивнул. Теперь он видел. - Я убежал к озеру.
- Одна жизнь кончена, другая началась. Как Дамиск нашел тебя?
- Я пытался уплыть на северный берег. Было холодно. Думаю, я уже тонул. Тело не работало. Сила пропала. Дамиск приплыл в лодке. Затащил меня. Потом мы развели огонь.
- Для него ты стал искуплением, - сказала она. - Ну, скорее попыткой искупления. Спаси он тысячу Рентов... нет, даже этого не хватило бы.
- Дамиск был хорошим.
- Для тебя. Но забудь. Таковы люди. С одной стороны горячие, с другой холоднее льда.
- Я чувствую лед, когда гляжу на Элейда Тороса.
- Именно так, - буркнула она.
- И мне не нравится это чувство.
Она глядела на него в тусклом свете луны. Далеко на севере рокотал гром, но небо осталось черным, никаких молний. И сказала: - Этой ночью мы должны разделить две вещи. Будет нелегко, но я постараюсь как могу. С одной стороны, предательство - так поступила с тобой мать; с другой стороны - то, как отзывалось твое тело. Ты ощутил, что не контролируешь его. Я научу контролю, и как найти удовольствие от этих ощущений. Что важнее, научу, как дарить удовольствие, получая его. Как мы отдаем свои тела, веря, что это величайший дар взросления.
- Не хочу больше о матери, - ответил Рент. - Она, наверно, мертва.
- Если и так, пойми: она вздохнула последний раз, успокоенная. Знай она, до чего доводит проклятие, убила бы себя заранее.
Он пристального взгляда ее глаз по коже Рента пошли мурашки. - Ты хочешь сделать со мной то, что сделала мать. Той ночью.
- О да, таково было мое намерение. Но сейчас, Рент, я сделаю признание. Я боюсь. Не то, что ты сделаешь мне больно. Нет, твоя доброта снова и снова ранит сердце. И это пошло не от отца, поверь. - Она хрипло вздохнула. - Нет, я боюсь, что не справлюсь. Что от моего касания ты нырнешь в кошмар той ночи, испытав всё заново.
- Ты проклята кровяным маслом?
- Нет, Теблоры быстро выздоравливают от масла. Вкушала ли я его? Да, однажды. Не удивляюсь, что твой отец потерял контроль. Даже поцелуй свеже смазанного маслом клинка ускоряет сердца и рождает огонь... внизу. Вот что меня пугает. Желание само по себе сродни жару, и я могу сдаться ему, показавшись тебе похожей на мать.
- Ты будешь царапать себе лицо и бить себя? Не надо, Пейк Гилд. Я решил. Я навеки останусь ребенком.
Она кривилась. - А Говер ввалился к нам, на лице целая карта следов женских ногтей. Нет, Рент, я не раню себя. Но ощущения могут меня зажечь, и это покажется насилием, слишком велико удовольствие.