Инна Живетьева - Орлиная гора

   В числе припозднившихся путников Марк въехал в столицу. Сразу от ворот взял вправо, на короткую дорогу к королевскому дворцу. Стражник проводил внимательным взглядом княжича на заморенной лошади. «Плохо, – тупо подумал Марк, – запомнит». Хотя какая уже разница: доехал. Княжич запрокинул голову: в закатном небе виднелся шпиль возвышающейся над прочими строениями башни. В безветрии королевский штандарт обвис, но и так понятно: Эдвин в Турлине.

   Ко дворцу Марк подъехал, когда окончательно стемнело. В саду, обнесенном высокой решеткой, горели лампы. Причудливые каменные изваяния держали огоньки в лапах, в пастях, в клювах и казались живыми в неровном свете. Ворота, конечно, заперты. Вытянулись караульные в бело-пурпурных мундирах, не мигают. Марк спешился, шагнул к решетке, и тут же выступил вперед капитан с фонарем в руке. Княжич повернулся, давая увидеть золотые аксельбанты на мундире и герб: Лис с мечом. Стражник с досадой спросил:

   – Кто и зачем?

   – А вы не видите? Или забыли геральдику, капитан?

   – Что нужно? Поздно уже.

   – Насколько мне известно, золотой род имеет право входить во дворец в любое время суток. Или король недавно издал новый указ? – у Марка еще хватило сил на ядовитый вопрос. Хотя больше всего хотелось свалиться мешком на землю и опустить веки, укрывшись от яркого света. Он не видел себя в зеркале, а то бы понял недоверие начальника охраны: серое, осунувшееся лицо, покрасневшие глаза, потрескавшиеся губы.

   – Открывай!

   Марк с досадой слишком сильно дернул повод, увлекая за собой уставшую лошадь.

   Санти забрали, повели куда-то. Княжич даже не оглянулся на коня, тем самым бесповоротно запятнав себя в глазах караульных. Плевать! Хотя скажи когда-нибудь Марку, что его не будет волновать любимый Санти, – не поверил бы. С солдатом за спиной двинулся по дорожкам туда, где ярко светились окна дворцовых покоев. Поскрипывала под ногами цветная галька, шелестели листья, качались причудливые тени, и девушка с кошачьим хвостом освещала дорогу, держа в высоко поднятой каменной руке светильник. Добрался. Спасибо, Матерь-заступница!

   Широкие белые ступени легли под ноги. Солдат остался, Марк тяжело потащился наверх, с тоской осознавая: снова придется уговаривать, кивать на герб – чужой герб, не принадлежащий ему по праву, добиваться, чтобы пропустили к Эдвину. Он замедлил шаг, остановился на последней ступени и оглянулся назад. Колыхающая листва казалась морем, никогда не виденным Марком, а статуи – маяками. Красиво. Хочется сесть прямо тут, на белый камень, и смотреть. Княжич резко повернулся: хватит тянуть. Когда князь Крох привез страшное знание, судьбу Марка перекроили, не спрашивая самого княжича. Сейчас же он сам будет решать. Создатель, карты на стол! Посмотрим, будут ли это козыри.

   Он добился встречи. Может быть, помогла фанатичная уверенность, сквозившая в каждом слове: его известие Эдвин должен узнать как можно скорее. И вот он стоит в кабинете короля. Усталость давит, точно на плечи набросили свинцовый плащ. Грязные, порыжевшие сапоги оставляют следы на светлом ковре. Эдвин в даррском парчовом халате сидит в кресле, положив ладони перед собой, и внимательно слушает. Еще в дороге Марк принял решение: рассказать все, иначе король может не поверить. Княжич страшился той минуты, когда сам откроет позорную тайну, но усталость была так сильна, что слова падали равнодушно. Лицо Эдвина осталось невозмутимым.

   – Мой король, ваше право не верить мне. Говорят, у байстрюков нет чести, а значит – им нет доверия.

   Каминные часы мелодично пробили полночь, открылись створки и выкатились крохотные рыцарь и принцесса. Марк бессмысленно смотрел, как кружатся фигурки, как поднимается на цыпочки принцесса и рыцарь салютует мечом. Звуки менуэта затихли. Княжич взглянул на короля и понял, что нарушил дворцовый этикет: посмел отвлечься, когда Эдвин разглядывал гостя в упор. Но и это не взволновало беглеца.

   Король дернул витой шнурок, и тут же появился слуга в роскошном камзоле.

   – Княжича Кроха принять как гостя, – распорядился Эдвин.

   Марка качнуло, когда он повернулся. Сухой жар ломил кости. Кажется, все-таки заболел.

   Княжича поселили в том крыле, которое называли «Офицерские покои». Приняли его удивленно: знали, что должен быть на службе. Пытались расспрашивать, но Марк отмалчивался. Вскоре за ним закрепилась слава бирюка и нелюдима. Он не вступал в разговоры, даже когда офицеры собирались в Каминном зале и травили байки. Молча сидел в углу, поглаживая в кармане спинку морского зверя. Только когда запевал молодой Захарий, подавался вперед. Жаль, что недавно получивший капитанский титул вчерашний лейтенант стеснялся блестящего общества и пел редко. Марка не интересовали любовные баллады и шутливые, а то и не совсем пристойные песенки, он ждал других: тех, что сопровождали в дорогах путешественников. Безвестные авторы, может, и не могли сравниться со знаменитыми поэтами, но в безыскусных строчках была правда. Кажется, Захарий тоже любил такие песни больше других, и потому пел их особенно редко.

   Король не прислал за княжичем ни разу, но Марка устраивало такое положение. Ему нравилось быть никем не замечаемым, одним из постояльцев Офицерских покоев. В город он не выходил, король передал приказ не показываться лишний раз. Княжича и не тянуло на прогулки, поездка под дождем еще долго давала о себе знать сухим кашлем.

   Жаль, но это продолжалось недолго.

   Утром Марк удивился, не встретив никого за завтраком, и выскочил в сад, туда, где обычно прогуливались приближенные к королю. Пусто было под деревьями, и только торопливо идущий к воротам барон объяснил княжичу: раскрыли заговор, короля готовились свергнуть! Екнуло у Марка сердце, ударило больно в ребра: началось.

   Княжич поспешил вернуться в свою комнату: а вдруг за ним уже посылали? Открыл дверь и замер: на столе лежал новенький бело-пурпурный мундир. Без золотых аксельбантов, без герба. Марк провел ладонью по плечу, пропустил сквозь пальцы желтый шнур, до сих пор висевший на коричневом мундире рода Лиса. Ну что же, спасибо Эдвину, хоть прилюдно срывать не стал. Или счел, что байстрюк не отвечает за дела князя Кроха? Марк неспешно переоделся. Хотел бросить старый мундир на пол, но руки сами собой свернули аккуратно. Погладил, прощаясь с золотым шитьем на гербе.

   Весь день Марк старался не уходить далеко, вдруг позовут к королю. Но Эдвину он оказался не нужен.

   На закате вернулись офицеры. Глядя на их окаменевшие лица, на яростно-презрительный взгляд Захария, Марк понял: всем известно, кто главарь заговорщиков. Княжич стоял на крыльце и провожал кривой усмешкой проходящих мимо: ни один не поприветствовал его. Интересно, плюнул бы Захарий или все же удержался, будь Крох-младший в старом мундире?