Стивен Дональдсон - Зеркало ее сновидений
Он скривился:
– Как обычно, я оказался прав. Песок мне просеивать не пришлось. Вместо этого он дал мне наставления, как приготовить самый сложный краситель, о каком я только слышал, и приказал мне получить его тремя различными способами. «В экспериментальных целях». Некоторые Мастера не позволяют пригодникам выполнять столь сложную работу. И прошли уже годы с тех пор, как кто—то из Мастеров давал мне работу такой сложности. Я не знал, радоваться мне или вешаться.
Я закончил работу не раньше полуночи. Но до сих пор не уверен, сделал ли хоть один краситель правильно.
И похоже, что самое интересное я пропустил.
Горло Теризы было словно забито ватой. Она сглотнула.
– Вы, наверное, слышали, что произошло.
Он медленно кивнул, внимательно разглядывая ее; холодность ее манер его несколько удивила.
– Вы действительно играли в перескоки с принцем Крагеном?
Не в силах посмотреть ему в лицо, Териза обратила свой взор к окну. Чистое небо вчерашнего вечера бесследно исчезло; низкие облака, тяжелые как камень, сводом накрыли замок и окружающие его холмы, окрашивая все вокруг в серые тона. В этом свете платье, которое она выбрала, казалось, несло в себе столько же печали, как и ее душа.
– Да.
Джерадин с уважением присвистнул:
– Поразительно! А ведь он совершенно ничего не понимал в этой игре! Как вам удалось заставить его сделать пат? Это просто великолепно! Алендскому монарху следовало бы пожаловать вам титул за то, что вы так остроумно сохранили принцу честь. – Затем его тон стал более печальным: – Судя по слухам, это было действительно самое умное, что можно было предпринять ввиду надвигающейся катастрофы. Обладай король Джойса хотя бы половиной вашего здравого смысла, нам было бы на что надеяться.
О, Джерадин! Ненавидя саму себя за то, что делает, Териза воспользовалась удобным случаем уклониться – или по меньшей мере отсрочить
– неизбежные вопросы. Не поворачивая головы, она кисло сказала:
– Но что в этом толку, не так ли? Это ведь все равно бессмысленно. Насколько я могла понять, он затеял аудиенцию лишь для того, чтобы поразвлечься за счет принца. Он хочет войны с Алендом.
Затем она повернулась, заставляя себя смотреть на него, потому что ей было стыдно.
– Джерадин, почему вы так преданы ему? Может быть, когда-то он был великим королем – я не знаю. Но сейчас ничего этого в нем не осталось. – Она говорила так, словно во время аудиенции могла превозмочь притягательность улыбки короля, словно прямо сейчас смогла бы превозмочь ее притягательность. – Почему вы считаете, что он прав?
В его взгляде была такая боль, что Теризе захотелось броситься в спальню и спрятать голову под подушки. Тем не менее она продолжала:
– Именно поэтому Мастера и не верят вам. Потому что вы так преданы ему, и никто из них не может понять – почему.
– Они так сказали? – ответил он мгновенно. – Они не верят мне, потому что я продолжаю служить своему королю? А я-то думал – потому, что я с девятилетнего возраста не делал ничего правильно.
Чуть дрожа, Териза повернулась к окну и прижалась к холодному стеклу, чтобы охладить горящий лоб. Не говорить с ним? Не рассказать ему всей правды? Но как она может сделать это, даже ради спасения его жизни?
– Простите, – произнес Джерадин, видя ее реакцию. – Я не хотел… Это для меня действительно очень больная тема, как вы, наверное, заметили. Однако у меня есть предчувствие…
Она ждала, но он не продолжал. Наконец она спросила:
– Так что же на этот раз?
С глубокой, хотя и неосознанной убежденностью он ответил:
– У меня есть предчувствие, что король знает, что делает.
– О, Джерадин! – Териза не могла сдержаться; она снова повернулась к нему, явно выказывая свое раздражение. – Вы действительно считаете, что начинать войну с Алендом – это мудро? Вы думаете, это поможет справиться с проблемами Морданта?
– Нет, – ответил он мрачно. – Я ведь говорил вам, что мои предчувствия меня всегда подводят. Но я просто не могу их игнорировать. – И после некоторого колебания добавил: – Я не рассказывал вам, как увидел его впервые?
Думая, что примерно представляет, что услышит, Териза кивнула:
– Не хотите ли присесть?
– Нет, спасибо. – Взгляд Джерадина становился отстраненным, все более сосредоточенным на той истории, которую он собирался рассказать. – Я слишком долго просидел над весами. Спина у меня до сих пор ноет. – Он начал медленно расхаживать перед ней взад и вперед.
– В то время мне было не больше одиннадцати или двенадцати лет, и я еще ни разу не покидал родного дома. Нет, конечно же, не было ни одного места в пределах нескольких миль от Домне, где я не проезжал бы верхом, не работал или не проходил вместе с братьями, выполняя поручения, или, – он улыбнулся, – пытаясь исправить то, что натворил. И что бы там ни говорили, Домне – самая красивая из провинций, в особенности весной, когда зацветают яблони, кизил и шиповник, и холмы, насколько хватает глаз, покрыты цветочным ковром. Я любил бродить по ним, играть в тихих местечках вроде Сжатого Кулака, лазить по горам.
Казалось, Джерадину доставляло удовольствие вспоминать это.
– Но центром моей вселенной был Хауселдон. Мой отец, Домне, – человек, который любит свой дом больше всего на свете. Общество своей семьи он предпочитает всему остальному, хотя люди считают его самым близким другом короля. Каждый год или два ему приходилось отправляться куда-нибудь по поручению короля Джойса, иногда за пределы Морданта, и при этом он всегда брал с собой по меньшей мере двух из моих братьев. Именно благодаря одной из таких поездок Артагель открыл в себе талант к фехтованию, чего никогда не произошло бы, оставайся он дома. Но я тогда был слишком юн, чтобы ездить с ним. И я был любимчиком матери. Когда она умерла, Тольден – это мой старший брат – и его жена присматривали за мной, словно считали, что я никогда не стану взрослым.
По некоторым причинам, объяснить которые довольно трудно, я не пошел в отца. Тольден же стал почти его копией – и когда он станет Домне, даже любимые кусты отца в нашем саду не ощутят, наверное, никакой разницы. Также как Миник и Вестер – он в нашей семье самый красивый. А единственная причина, по которой я не вношу в этот же перечень Стида в том, что он бегает за каждой юбкой в Домне, а не занимается стрижкой овец. Я не говорил вам, что наша семья занимается разведением овец? Впрочем, мы, конечно же, занимаемся всеми фермерскими делами, как и любая другая провинция, но шерсть и пряжа – это то, чем мы славимся. – В голосе его слышалась непритворная гордость. – Как только мои братья обнаружили, насколько я неуклюж, – продолжал он, – они перестали подпускать меня и близко к кошарам. Однако как-то летом мне пришлось пасти овец так долго, что в радиусе пяти миль я знал каждую овцу по имени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});