Кол Бьюкенен - Фарландер

— Какие странные. Напоминают череп, — заметил он, имея в виду белые крапинки на ягодах. — Нет, я бы такую гадость добровольно есть не стал.

— Я и не буду. Нужно лишь приготовить соответствующим образом, а потом помазать соком лоб. Все прочие способы употребления ведут к летальному исходу.

Полковник еще подержал ветку секунду-другую, потом отпустил. Кустик качнулся. Кассус выпрямился и посмотрел на стоящего на коленях Дипломата, который остался в прежней позе и даже не поднял головы.

— Когда?

Лицо Че накрыла легкая тень. В глазах что-то мелькнуло. Но что? Черты молодого человека сохраняли бесстрастное выражение, и полковник не в первый уже раз поймал себя на том, что испытывает непонятное беспокойство, причина которого остается скрытой.

Полковнику нравилось считать себя человеком тонким и восприимчивым. Проводника, похоже, что-то глодало. Что-то не давало ему покоя, и чем ближе они подбирались к цели, тем сильнее становилось внутреннее сопротивление. Объяснение могло быть только одно. «Судя по всему, дело ему не по вкусу» — вот к какому выводу приходил Кассус.

— Утром, — ответил после паузы Че. — Пусть люди пока отдыхают. С какой скоростью мы пойдем, по какому рельефу — ничего этого я сказать не могу.

— Ты и вправду будешь не в себе? — полюбопытствовал Кассус.

Че осклабился:

— Да, и вернусь не скоро.

Полковнику это не понравилось, и скрывать свое мнение он не стал. Но поскольку речь об этом заходила не впервые, то никаких новых заверений и гарантий Дипломат дать не мог, а потому промолчал, давая понять, что это не его забота.

Кассус повернулся и обвел взглядом лагерь. Работы подходили к концу. Некоторые сидели возле своих навесов и либо перекусывали сухим пайком, либо негромко переговаривались с соседями. Другие предпочли искупаться и уже успели раздеться и войти в холодную воду.

Из Коса они выступили в количестве восьмидесяти двух человек: полковник, восемь отделений по десять человек в каждом и этот чудной Дипломат, прикомандированный к группе решением Высшего Командования. Двое заболели на корабле, где и остались до выздоровления; еще двоих выделили для охраны зелов; один подвернул ногу, поднимаясь в гору. Потери вполне допустимые; по крайней мере, полковник ожидал больших. Теперь он имел в своем распоряжении семьдесят семь человек, четыре неполных взвода.

Но беспокойство не оставляло Кассуса. Собственно, оно появилось еще даже до начала этой второпях собранной экспедиции. По словам Дипломата, им могло противостоять до пятидесяти рошунов. Пятьдесят рошунов, да еще на своей территории. Им есть что терять и что защищать. Да, его штурмовики, возможно, лучшие солдаты во всей имперской армии, но такой расклад ему все равно не нравился.

Интересно, почему Матриарх не выделила им в поддержку армейский батальон? Проводить такого рода операции следует неторопливо, делая главную ставку на подавляющее численное превосходство. Скорее всего, против высадки на их территории столь крупных сил возражали местные князьки, а с ними общий язык найти бывает трудно, и золото помогает не всегда.

Не исключено, впрочем, что ходившие по Косу слухи соответствовали истине. В столице что-то замышлялось: срочно формировались новые роты, из тихих, отдаленных гарнизонов отзывались немалые силы. Сплетники твердили об одном и том же, и на сей раз полковник склонялся к тому, чтобы поверить им. Он и сам принимал участие не в одном крупномасштабном вторжении.

Че поднялся, отвел глаза от куста с черными, в крапинку, ягодами и наконец посмотрел Кассусу в глаза. И полковник снова невольно напрягся под холодным, пустым взглядом молодого Дипломата.

— Значит, утром, — сказал он, пережевывая комок тарвида.

Че кивнул и зашагал прочь.

Полковник исподтишка наблюдал за ним. Подойдя к своему стоявшему чуть в стороне от других навесу, Дипломат бросил под него дорожный мешок и опустился на землю — поджав ноги, лицом к заходящему свету, ладони на коленях, глаза закрыты.

Точь-в-точь один из этих придурковатых монахов Дао.

На корабле его замечали немногие, и те, что все-таки замечали, лишь покачивали головой, посмеивались да переглядывались.

«А ведь он опасен, — размышлял Кассус. — Не хотел бы я схватиться с таким».

Полковник отвернулся и сплюнул. «И скоро против нас будет пятьдесят ему подобных».

Он сделал глубокий вдох, заполнив легкие чистым горным воздухом, пробежал глазами по заснеженным вершинам окружавших лагерь хребтов. Они были где-то там. Они скрывались за стенами своего монастыря.

«Внезапность, — подумал Кассус. — Все решит внезапность».

Нико не знал, отчего проснулся. Что-то как будто толкнуло его, и он открыл глаза.

Газовая лампа еще горела. Эш по-прежнему сидел на полу в позе для медитации, и его взгляд из-под полуопущенных век держался на той же точке на двери. Нико потер усталые глаза. Сколько он спал? Час?

Снаружи, из коридора, долетел крик — громкие, бессмысленные, жалобные слова пьяницы.

Другого предупреждения не было.

Дверь с треском распахнулась и ударилась о стену, отколов кусок штукатурки. Нико вздрогнул и непроизвольно сжался. Он даже открыл рот, но ни крикнуть, ни даже ахнуть не успел — с ним случилось нечто невероятное: время замедлило для него ход и как будто повисло, зацепившись за краешек этого, первого мгновения.

Боковым зрением он видел, как рука Эша потянулась к мечу, который лежал обычно рядом. Но Нико знал, что сейчас рука найдет только пустоту, потому что меч, завернутый в холстину, находился под койкой, куда его, вернувшись, убрал сам Эш. В дверном проеме Нико увидел застывших, словно на картине, алтарников. Взметнувшиеся полы ряс застыли, словно на картине, так что он мог рассмотреть каждую складку.

А потом замершая противоестественно волна времени обрушилась и покатилась своим привычным ходом. Хаос порвался в уши, оглушил и ошеломил, и Нико вдруг понял, что источник хаоса — Эш. Застигнутый вторжением в пассивной позе, атакованный первым алтарником, старый рошун сделал то единственное, что мог сделать в этой ситуации.

Он закричал.

Крик был дикий, первородный, могучий, как сама стихия. Ничего подобного Нико еще не слышал. Ничего подобного и не могло выйти из человеческой глотки. Сформированный и направленный волевым и физическим усилием Эша, он ударил в противника с такой силой, что тот опешил и выронил оружие, словно оно превратилось в раскаленный докрасна железный прут.

Воспользовавшись секундной паузой, Эш вскочил и схватил то единственное, что могло сойти за подобие оружия. Стул. От удара в лицо под маской хрустнули кости, а пострадавший отшатнулся и упал на тех, кто пытался протиснуться в комнату следом за ним. Продолжив атаку, Эш вытолкал алтарников в коридор и, навалившись на дверь, сумел ее захлопнуть.