Е. Кочешкова - Зумана

— Как ты узнал о нем? — спросил он Шута.

— Случайно. Когда шатался тут нищий лет пять назад… Что-то толкнуло заглянуть. Уж сам не помню. Потом бывало, несколько раз возвращался… когда во дворце жил. Просто так. Хотелось иногда выбраться за город. Но тоже… давно.

Они развели костер, и Кайза быстро приготовил какое-то ароматное зелье. Шут не раз просил шамана научить его таким премудростям, но тот лишь отмахивался — не время. Приготовленный отвар он налил в чашку и велел Шуту пить медленно, маленькими глотками, подолгу задерживая каждый во рту. Так что к тому моменту, когда чашка опустели, Шут уже успел впасть в глубокую задумчивость. Но больше ничего особенного с ним не произошло. До тех пор, пока Кайза не сунул ему под нос какой-то едкий порошок. Вдохнув этой серой пыльцы, Шут моментально погрузился в состояние почти равноценное другому видению. С той только разницей, что на сей раз он не делал ничего и практически целиком оставался в обычном мире. Тем не менее, этот мир выглядел странно.

— Возьми своего сына, — донесся до него голос Кайзы.

Шут поднял спящего мальчика с кучи сухих листьев, на которые положил его, когда они пришли в грот. Фарр был погружен в крепкий сон. Колдовской сон, вызванный специально, чтобы младенец не испортил всей затеи очередным своим громким плачем. Мальчишка весил так мало… И держать его было удивительно приятно.

И эту тонкую прочную нить, Шут увидел сразу же.

Яркую нить, которая связывала его с ребенком, подобно пуповине.

Кайза тоже видел ее.

Он вытащил из костра раскаленный клинок и протянул Шуту.

— Разорви эту связь, — Шут взялся за рукоять кинжала и решительно занес ее над сияющей нитью… и не смог. Не смог опустить руку. — Ну же! Сделай это. Сейчас! — он снова замахнулся. И снова опустил клинок, выронив его наземь.

— Я не могу… — Шут вскинул на друга отчаянные глаза. — Не могу, Кайза!

Шаман двинул желваками. Взгляд его был твердым и безжалостным.

— Ты сам должен сделать это. Только ты. Я не решу за тебя.

Шут честно попробовал еще несколько раз. И неизменно рука его опускалась, так и не разрубив этой связи. Что-то внутри противилось. Что-то, над чем Шут не имел воли…

— Хватит, — сказал в конце концов Кайза. — Сталь уже остыла. Дай сюда, накалю еще раз. А ты пока подумай, что будет, если не сделаешь этого.

Шут отдал клинок и снова посмотрел на мальчика.

У него были широко расставленные глаза. Как у матери. И ее нос — с едва заметным намеком на будущую горбинку. Остренькое личико. Длинные ресницы. Кожа чуть смуглей, чем у обычных жителей Закатного края…

«Он же мой сын. Мой мальчик. Он мой!»

Но Шут знал, что это не так. Знал с самого начала. Так чего теперь сокрушаться…

Кайза вновь вытащил кинжал из огня и протянул ему. Когда Шут взялся за рукоять клинка, пламя в костре странно задергалось. И весь мир вокруг вдруг словно напрягся, не желая содействовать этому колдовству.

— Сразу, — сказал Кайза нервно. — Или не сможешь вовсе! Соберись. И ударь!

Фарр все-таки проснулся от его резкого отрывистого голоса. И заплакал так громко, так отчаянно, что с верхнего края грота, сорвалась стая птиц, оглашая лес испуганным граем. Кайза выхватил мальчишку из Шутовых рук и крикнул: — Ударь! И отрекись! Отрекись от него!

Шут смотрел на мальчика. И твердил про себя, что это не его сын, но поверить — не мог…

Он не понял, какая напасть произошла в следующий миг, но шаман вдруг тихо вскрикнул и замер с остекленевшим взглядом. Забормотал, поводя рукой перед глазами. Он видел нечто, что было сокрыто от Шута.

— Базха… — дрожа, пробормотал знакомое уже ругательство. А потом добавил еще несколько непонятных слов и, внезапно выбил кинжал из пальцев Шута, а вместо этого сунул младенца ему в руки: — Повелитель меня покарает…

— Что ты, Кайза? — не понял Шут. — О чем ты? — а сам с замиранием прижал к себе хрупкое существо, которое почему-то значило так много…

«Мой мальчик… Ты же мой… ты мой…»

— Она была здесь, — услышал он глухой голос шамана. Кайза сидел, опустив голову и закрыв лицо рукой.

— Кто? — не понял Шут. Сердце его стучало тревожно, а мальчик жалобно поскуливал у самого сердца.

— Его мать… — Кайза обреченно вздохнул и поднял на Шута полные тоски глаза. — Она была здесь… Ее дух. Она сказала, мы не можем сделать того, что задумали. Это погубит твоего сына…

— Почему? — Шут обмер.

— Он слишком слаб. Только связь с тобой давала ему силы выжить. Не будь тебя, давно бы сгинул. А узы с другим человеком не соткутся сразу… за это время с младенцем может случиться что угодно, — Кайза говорил отрешенно, в глазах его не отражалось ничего, кроме усталости. — К тому же он сын ойроэна, его мать — колдунья, и сам он наделен Силой… Я не в праве менять судьбу этого мага. Я не имел права…

Шут растерянно баюкал мальчика и не знал — плакать ему или смеяться. То, что хотел сделать Кайза, оказалось слишком невыносимым…

Сам он долго пытался вспомнить, кто его настоящие родители. Засыпая, много лет молился о том, чтобы боги ниспослали ему видение о них. О прошлом. И однажды эти мольбы оказались услышаны.

Тот сон был зыбким и удивительно прозрачным… радужным, как утро в начале лета. Все вокруг сияло, и мир виделся сотканным из тепла и света.

Он увидел большую комнату… дверь, прямо за которой зеленела листва. И чьи-то силуэты… Слишком размытые, чтобы их можно было узнать. А потом услышал голос…

— Тэйме… иди сюда, малыш, — этот голос был исполнен такой любви, что он замер от счастья и, засмеявшись, бросился в нежные объятия… Ласковые руки подхватили его и взметнули ввысь. — Мой солнечный мальчик!.. Мой чудесный мальчик…

И почти сразу сон растаял… Растаял, как утренний туман, оставив после себя призрачный запах цветов и ощущение небывалой радости.

Шут не знал, чей это дом… Принадлежал ли он садовнику, крестьянину или охотнику. В одном только был уверен — что в ту ночь видел свою мать.

А еще с той поры он знал свое настоящее имя.

Солнце уже давно перевалило полуденную черту, а Кайза все сидел, вороша угли в костре почерневшим от золы лезвием.

Они не знали, что делать дальше.

Это был тупик.

Степной колдун не видел других путей скрыть истинное родство мальчика. А Шут не представлял, как можно допустить, чтобы кто-то понял, чьим сыном Фарр является на самом деле.

— Пора возвращаться, — вздохнул шаман, — Будем надеяться, что твой король достаточно слеп и не разглядит открытого мне… И что в ближайшее время никто не нашепчет ему лишнего… А там… как знать, может выход и найдется, — он устало поднялся и с грустью посмотрел на синее небо в просвете скальных стен. — Одно могу тебе сказать Зумана… если однажды Руальд спросит, чей этот ребенок на самом деле, не скрывай от него правду.