Диана Удовиченко - Реквием по империи

– Лорд Феррли!

Ответом была тишина.

– Ну да, конечно, – торопливо согласился я, – вы не можете говорить. Вы же совершенно обессилели, а здешняя аура…

Удивительно, что демон вообще сумел проникнуть в Виндор и выжить при этом. Как любая магическая сущность, он должен был испытывать мучительную боль и ужас.

– Сейчас, сейчас, лорд Феррли! Отдохните пока…

Я выбежал из подвала. В доме было тихо и пусто. Сэм, Тина и остальные слуги ушли отсюда. Выбежав на улицу, я вскочил на коня и пустил его с места в галоп.

Приехав в Красную рощу, я разыскал начальника имперских псов и приказал выставить усиленную охрану по периметру особняка, когда-то принадлежавшего мне. Не дай Луг, заберутся мародеры или ребятишки решат поиграть в обезлюдевшем доме. Вдруг среди них окажется человек с большими магическими способностями. Это может окончиться трагично для него.

После я сразу же прошел в кабинет Дарианны. Ее величество, как всегда, сидела за столом, который был завален приказами, отчетами и картами провинций.

– Нам нужно поговорить, – сказал я.

– Рик, видишь ли, время… – начала было Дарианна, но, взглянув на меня, тихо произнесла: – Да, конечно.

Я рассказал ей о вратах. В подробности магической схемы вдаваться не стал, о союзе с Варрнавушем тоже не упомянул. Лишь вкратце описал суть проблемы. Императрица имела право знать, что происходит в столице.

И без того бледное личико девушки побелело как мел:

– Что же делать, Рик?

– Постараюсь их закрыть, – обняв Дарианну, я добавил: – обязательно закрою.

О возможностях врат я умолчал. Если уж я поддался воздействию бездны и решил сорвать печати, чтобы уничтожить Андастан, то для императрицы это могло стать слишком большим искушением. Ее величество держалась, демонстрируя железную волю, но я видел: она измучена страхом и ожиданием сражения с некромантами. А тревожить печати было нельзя. Теперь я в этом убедился. В памяти прочно засели последние слова лорда Феррли, огнем обжигая сознание: "Четыре печати… погибнет весь мир…" Это могло значить, что после вскрытия четырех печатей наступит катастрофа. Либо что четыре печати уже сорваны, и следующая убьет всю Амату. Не суть важно. Главное, нельзя использовать схему, ее можно только закрыть.

Успокоив Дарианну, я отправился в свой кабинет, закрылся и позвал:

– Лорд Феррли!

Снова молчание… Я на все лады обращался к демону, произносил различные формулы, даже начертил на полу пентаграмму и по всей форме провел ритуал вызова. Ничего. Артфаал не отзывался. Самое страшное, что я не чувствовал той незримой нити, которая связывает подопечного с его оберегающим. Она всегда была со мной, а сейчас… оборвалась. Чтобы окончательно убедиться в этом, я сплел заклятие Темного огня. Природный источник послушно откликнулся, наполняя силой мою волшбу. Мрак безмолвствовал…

– Лорд Феррли! – взвыл я, – Простите меня! Я понимаю, что очень обидел вас. Но не держите зла, вернитесь, вы нужны мне!

Тишина… что же я натворил, задери меня Хайнира? Какое заклятие швырнул в Артфаала? Его формула стерлась из памяти…

Я судорожно схватился за связующий амулет, активировал его:

– Дядя Ге!

– Слушаю, сынок, – ответил спокойный голос моего опекуна.

– Дядя Ге, если источник мрака не откликается, что это означает?

– Это невозможно, Рик. Демонолог на всю жизнь связан со своим источником. Даже отпустив демона на свободу, он в любой момент может обратиться к нему, и тот отзовется.

– Ну, может, существуют какие-то исключения из правил?

– Демон может быть занят или обессилен. Тогда, возможно, он не ответит на простое обращение. Но после проведения полного ритуала вызова он обязательно даст о себе знать… – в голосе дяди зазвучала тревога, – что случилось, Рик? Приходи ко мне, поговорим.

– Потом. У меня очень много дел, – не мог я сейчас смотреть в глаза дяди Ге! – Так что означает молчание источника?

Я уже знал, каким будет ответ. Знал, и боялся его, и молился, чтобы опекун припомнил еще какие-нибудь причины, по которым источник мрака может исчезнуть. Но чуда не произошло.

– Боюсь, это может означать лишь одно, – сказал дядюшка, – смерть демона.

– Нет-нет, не так… вот как надо!

Кай'Анириир сделала плавное движение рукой, и стебли травы, вырастая на глазах, потянулись к ее ладони, словно кошка, желающая, чтобы ее приласкал хозяин.

– Ну и какая разница? Итог тот же самый, – упрямо возразил Лютый.

Повинуясь рубящему взмаху его руки, трава атакующими змеями рванулась вверх.

Очередной урок эльфийской магии проходил в тополином лесу неподалеку от крепости. Для усвоений знаний и практических занятий требовались растения. Близился полдень. Ом и его наставница сидели на краю небольшой поляны, облокотившись о ствол старого тополя и прячась в его тени от жарких солнечных лучей. Перед ними расстилалась густая высокая трава, в которой покачивались на тонких ножках синие чашечки колокольчиков. Эта пасторальная картина, ласковый шелест листьев, запах лета, теплый ветер, ерошащий траву, поднимающий на ней то темно-зеленые, то серебристые волны могли бы умиротворить кого угодно. Только не Анири и ее непокорного ученика. Как всегда, они спорили.

Лютый очень старался постичь науку эльфийского волшебства, перенять у девушки знания. Анири искренне желала поделиться с Омом своим искусством и делала для этого все возможное. Но почему-то процесс обучения шел медленно и неровно. То ли из-за того, что у очаровательной первозданной отсутствовал наставнический опыт, то ли из-за языкового барьера, разделявшего учительницу и ученика.

Кай'Анириир немного говорила по-галатски, Лютый помнил несколько эльфийских слов. Среди молодежи илльф были те, кто знал галатский в совершенстве, но и наставница, и ее подопечный наотрез отказались прибегнуть к помощи переводчика, ссылаясь на то, что присутствие третьего лица губительно скажется на процессе обучения. На самом деле оба они с трудом представляли себе, в чем должен заключаться этот самый процесс, поэтому и не хотели, чтобы кто-нибудь наблюдал за ними со стороны.

Анири и Ом объяснялись на странной смеси галатского языка, жестов, знаков, выразительного мычания и обрывков мыслеречи – полностью перейти на нее не позволял какой-то древний инстинкт. Не доверяя друг другу, оба непроизвольно блокировали свои мысли. Да еще клятый языковой барьер и тут давал о себе знать: обмениваться оформленными в слова мыслями тоже не получалось. Собеседники лишь улавливали образы и чувства, остальное приходилось додумывать. Случайному зрителю их общение показалось бы диалогом двух безумцев: сначала девушка произносила фразу на ломаном галатском, потом Лютый начинал ей возражать, невпопад вставляя эльфийские слова, далее оба принимались увлеченно размахивать руками, разбрасывая при этом волшбу, потом застывали в неподвижности, напряженно всматриваясь в глаза друг друга, пытаясь уловить мыслеречь. Спустя некоторое время, просветлев лицами, они расцветали в улыбках, что означало: понимание достигнуто. Затем все повторялось снова.