Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Уж лучше на стройку, чем так унижаться.

— Приколись, сегодня спрашиваю Саудовскую: Саудовская, почему когда самолеты по небу летают, крыльями не машут? Знаешь, что ответила?

— Ну-ну?

— Сказала: по той же причине, что и ты, когда думаешь, не шевелишь своими извилинами. Во завернула, да? — Алексей мечтательно закатил глаза, сомкнув руки на затылке. — Взять после школы жениться на ней, что ли? Годика два поживем вместе да разбежимся, какая проблема?

— Она тебе весь мозг съест, и бросит тебя прежде, чем в твою голову придет та же самая мысль.

— Согласен.

Вечер уже настойчиво стучался в окно невидимыми руками, сотканными из ветров, а приближающаяся ночь черным рыхлым телом легла на окраины города, вальяжно там развалилась, сверкая далекими электрическими огнями. Еще один день вот-вот окажется в прошлом, поглощенный циклоном времени. Его уже ни при каких обстоятельствах будет не вернуть и не пережить заново. Если что-то хочешь изменить, тогда надо менять прямо сейчас…

— Приготовься, я познакомлю тебя с одним чудаковатым человеком, но ты не переживай, он свихнулся на почве самого благородного занятия.

Стас с Дашей стояли возле кукольного театра, разглядывая приторно размалеванные афиши. На одной из них был изображен Буратино, гордо показывающий всем золотой ключик. За ним находилась веселая Мальвина, которая улыбкой до ушей олицетворяла всю существующую на свете радость, а также унылый Пьеро, как антипод, воплощающий собой всю сущую печаль. Рядом прыгал в сторону другой афиши каракулевый Артемон, почему-то нарисованный с высунутым из пасти длинным языком. Пространство возле театра обладало потенциальным волшебством. Здесь всегда пробуждались ностальгические детские воспоминания, так долго дремлющие и для кого-то почти мертвые, — если, конечно, ваша душа еще не совсем очерствела среди плесени реальной жизни. Стас поежился и потер озябшие руки.

— А ты знаешь, — произнесла Даша, оборачиваясь, — что к сказке «Приключение Буратино» написано целых два продолжения?

— Увы, для меня это запоздалая информация. Лет семь назад не могла об этом сообщить?

Она заботливо поправила ему спортивную шапку, чуть коснувшись пальцами лица, и сказала:

— Идем.

Ностальгия по детству подскочила, словно повышенное артериальное давление, как только они оказались внутри. Знакомые ряды кресел, чуть загнутые дугой. Сцена, почти не изменившаяся за последние несколько лет. Та же люстра в тысячу огней… впрочем, на самом деле огней у нее было на целый порядок меньше, но ее почему-то всегда так называли. Миревич вышел к гостям с приветливой улыбкой:

— Проходите в ту комнату, остальные уже там.

Стас, очутившись в одной из подсобок, поднял кулак вверх в знак всеобщего приветствия:

— Здорово, пролетариат!

За столом с цветастой скатертью уже сидели двое: Парадов да Танилин. Первый цинично озирался вокруг, второй зевал, балансируя между сном и апатией. На полках были расставлены куклы с бессмысленно повернутыми головами, еще эти огни…

Странно, Миревич для чего-то поставил по разным углам комнаты четыре свечи. Но основная странность, конечно же, заключалось не в них, а в самом их излучении — оно было каким-то разноцветным. Одна свеча горела фиолетовым пламенем, другая голубым, третья желтым, а четвертая — вообще розовым. Чудеса!

— Где такие достал?

— Смотрите на них, как на ловкий обман зрения, — пояснил Артем. — Мы же по физике учили, что белый свет можно разложить по спектрам… здесь что-то типа того.

— Да просто в парафин химию добавили, — недовольно буркнул Кирилл, — оно хоть для дыхания не вредно?

Даша со Стасом присели на любезно приготовленные для них стулья. Каждый через недоуменный взор задавал немой вопрос: «а дальше что?» Алексей не выдержал первым:

— Карабас, в твоем глупом задании было написано, чтобы мы здесь все собрались. Может, пояснишь наконец, в чем твой очередной заклин?

— О! — Артем шлепнул себя ладонью по лбу. — Я ж вам чай согрел с тортом, сейчас принесу.

Суматошными движениями Миревич расставил чашки, разлил в них горячий душистый напиток и вынес слоеный пирог, вдоволь заштукатуренный кремом, где между слоями вдобавок еще свисали капли вареной сгущенки. Литарский, сладкоежка номер один во всей этой компании, явно повеселел.

— А кукольное представление сегодня будет? — не унимался Парадов.

— Даже не сомневайтесь.

— Вы не улавливаете какой-то своеобразный запах в воздухе? — Даша нахмурилась. — То ли жженый воск…

— Это фимиам, — поспешил внести ясность Артем, — церковный, настоящий.

Потом он присел с стальными за стол и отрезал себе маленький кусок пирога. Литарский первым заметил, как его взгляд резко изменился — стал пронзительным, даже чуточку надменным. Он взялся внимательно рассматривать гостей, да так бесцеремонно, что Стас поежился.

— Ты нас первый раз видишь, что ли?

— Вы пейте до дна, не стесняйтесь. Надо будет, еще подолью.

Куклы, расставленные по полкам, смотрели кто куда: в потолок, на стены, в окно. У всех глаза были широко распахнуты, и в них отражался лишь бесчувственный сумрак.

— Скажите, — Миревич намеренно громко стукнул ложкой по блюдцу, от внезапного звона все по очереди вздрогнули. — Вы на самом деле совсем ничего не помните?

За окном проехал КамАЗ и грохотом изжевал последнюю часть вопроса. Вслух никто не ответил, так как все были увлечены пирогом, приготовленным из странного колдовского теста — просто оторваться невозможно.

— Я помню чудное мгновенье… — с интонацией произнес Алексей, — больше ничего.

— А ведь я вам когда-то читал такие красивые легенды…

— Карабас, ты гонишь. Давай, коротко излагай суть дела, да мы пойдем. Ночь грядет, наше детское время на исходе.

— Ладно, буду краток, — Миревич глубоко вздохнул, прилизал ладонью коротко стриженые волосы и, откинувшись на спинку стула, как бы невзначай бросил: — У меня плохая новость: мы все мертвы.

Еще одна машина прогудела по ту сторону окна, было слышно, как ее шофер ругается на некого прохожего.

— Да, да, — равнодушно подтвердил Парадов. — Вселенная лишь наваждение моего рассудка, а жизнь и смерть есть зеркальные отражения друг друга. Все это мы знаем. Дальше что?

— Раюл, ты и там был балаболом несносным, и здесь… ты неисправим в любом пространстве!

— Как-как ты его обозвал? — Стас вдруг подумал, что началась веселая игра, интригующе подмигнув Даше.

Миревич сильно изменился. Под воодушевлением собственных идей, сидящих в неправильной голове, он стал похож на какого-то одержимого проповедника: размахивал руками, стрелял горящим взором, и все это уже совсем не нравилось его гостям.