Сергей Волков - Пастыри. Черные бабочки

— Что это было, Бэрримор? — жестяным голосом спросил Громыко.

Ему никто не ответил…

Последними с изрытой воронками и обожженной луговины ушли трояндичи. Проход за ними быстро закрылся, мерцание вокруг трех берез исчезло.

— Вот и все… — Митя поперхнулся словами.

Сыскари молчали, вглядываясь в нежно-сиреневую шерстку тальника у трех берез. Звенящая тишина окутала все вокруг, и казалось, что слышен легкий шорох, с которым плывут по быстро темнеющему небу рваные облака.

Илья достал сигарету, размял ее в пальцах, зачем-то понюхал — и выбросил под колеса «Транспортера». Потом повернулся, просто сказал:

— Янка, выходи за меня замуж.

И протянул ладонь, на которой лежало золотое колечко.

Все замерли.

Коваленкова сдула с глаз челку, двумя пальцами взяла кольцо и посмотрела сквозь него на Илью:

— А ты потом жалеть не будешь?

— Не буду.

Девушка улыбнулась:

— Завтра, Илюша. Я все скажу тебе завтра…

Эпилог

Констебль, дежурящий на железнодорожной станции Фолькстоун, заметил этого человека издали. В толпе спешащих по своим совершенно неотложным делам пассажиров он выделялся, как выделяется калека в строю марширующих морских пехотинцев Ее Величества.

Экспрессами «Евростар» обычно пользовались два типа пассажиров: туристы с материка, все эти крикливые французы, пришибленные бельгийцы, деревянные немцы и любопытные итальянцы, а также «белые воротнички» из Сити, давно уяснившие, что скоростной поезд удобнее и в конечном итоге быстрее вечно задерживающихся самолетов.

Парень, одетый в свободную куртку и камуфлированную под «джанглс» армейскую кепи с длинным козырьком, не походил ни на туриста, ни на менеджера. По представлению констебля, вот так должны были выглядеть террористы из Ирландской республиканской армии, что десять лет назад взрывали в Лондоне бомбы, аккуратно извещая Скотланд-Ярд о месте и времени предстоящего взрыва.

Но эпоха ИРА давно канула в лету. Иные террористы ныне угрожали матушке Европе. Однако констебль все же расстегнул чехол с наручниками и ленивой, фланирующей походкой двинулся наперерез плывущей к автоматическим кассам кепи.

Застыв за спиной у странного пассажира, он через его плечо посмотрел, как парень, путаясь в кнопках, приобрел один билет до Кале, и разочарованно фыркнул.

Если бы билет оказался до Парижа или Брюсселя… А в Кале из Англии едут во основном любители недорогих во всех смыслах женских и мужских ласк — на материке законы по части торговли собой куда как либеральнее, нежели в Соединенном Королевстве…

…Вадим Завадский сунул билет в карман, украдкой глянул из-под козырька на наконец-то отставшего полицейского и поспешил в туалет — до отхода «Евростара» оставалось всего семь минут.

Запершись в кабинке, Вадим быстро сыпанул кокаин из аптекарского пузырька на ладонь, уткнулся носом в белый холмик и судорожно вдохнул. Оставшиеся крупинки пришлось слизнуть, и надоевший приторно-обволакивающий вкус едва не вызвал рвотный позыв.

Он знал, что с кокаином нужно обращаться осторожно, давая организму перерыв между принятием доз, но время поджимало. Промедли теперь уже бывший Наблюдающий Великого Круга хотя бы минуту — и его засекли бы никогда не знающие отдыха Следящие…

Завадский не думал о том, что будет дальше. У него имелось еще полпузырька порошка и твердое желание — убраться как можно дальше от Лондона, туманов, темпоскопа и Великого Круга.

Надев наушники, Вадим вошел в вагон, занял свое место и надавил кнопку «play». Еще перед отъездом из Москвы он скачал на свой МР-3 плейер полтора десятка дисков «Антологии русского рока».

В наушниках загрохотало. Случайная группа, случайная песня… Вадим закрыл глаза. «Евростар» рванулся с места, рельсы засвистели и, вторя им, молодым, ломким голосом запел Кинчев:

Идет волна! Держитесь стен.Уйдите в тину, заройтесь в мох.Идет волна! Гасите свет.Зашторьте окна, завершите свой вздох…Идет волна-а-а-а…

И это «а-а-а-а…» вместе с Вадимом унеслось в пятидесятикилометровый тоннель — навстречу полной неизвестности.

Тревожно кликали во мраке дергачи. Раненым волком выл ветер. Куски грязно-белых облаков неслись по черному небу, и мутно-багровая Луна просвечивала сквозь них, точно кровоточащая рана через вату.

На Русинье пала тяжелая, обморочная ночь.

Меж темных сосен на высоком берегу Свитязя, вторя дергачам, перекликались полочанские догляды:

— Тыца?

— Вица!

— Сынь?

— Плынь!

По светящемуся в темноте пыльному проселку вдоль величаво почивающей реки шагал старик с котомкой за плечами. Просторная епанча скрывала его фигуру, войлочная вислополая шляпа — голову. Но несмотря на это, наблюдательный глаз сразу подметил бы, что старик в пути уже не первый и даже не десятый день.

И еще — что ему очень нужен отдых.

Раменная стража возникла перед путником, едва только он вошел под сень ночного леса.

— Стоя! Руцы до хорса! — придерживая лошадь, скомандовал большак раменников. Двое стражей, спешившись и закинув арбалеты за спину, принялись споро обыскивать старика.

— Званю баюнь! — прозвучало из темноты.

Путник замер. Сухие губы уже хотели вымолвить ставшими за две с лишним сотни лет привычные слова: «Я — эрри…»

Но какой он теперь эрри? Чей эрри?

И имя. Нет больше гордого и наводившего когда-то ужас на живущих и смертных имени,

что взял он себе по обычаю Пастырей своего, Третьего поколения.

Нет ничего. Он даже больше не Пастырь. Он — никто. Униженный и раздавленный каторжник. Разжалованный из властелинов мира в собаки-ищейки штрафник.

Старик заскрипел зубами, а перед глазами возникла навечно врезавшаяся в память картина:

…Пылают факелы. Надвинув капюшоны на глаза, застыли ровными рядами Пастыри. Внутренний Круг. Основа основ. Столпы мира.

Судья, эрри Актор, облаченный в строгую мантию цвета ночи, поднялся со своего места и торжественным, громовым голосом начал читать:

— Магнус Юрус Пасторс на основании всего услышанного, увиденного и доказанного постановил: бывшего Стоящего-у-Оси, бывшего эрри, лишенного имени, некогда именовавшего себя Основателем Нового пути, приговорить к…

— Толлеро! — перебил судью чей-то взволнованный голос. Подсудимый, сидевший с низко склоненной головой, сухо улыбнулся тонкими губами. Этот голос он узнал бы из миллиона. Голос своего собственного ученика. Голос иерарха Великого Круга. Голос эрри Орбиса Веруса.