Наталья Михайлова - Королевство белок

А потом у костра раздевшийся до нижней рубашки Зоран перевязывал раненых. Восьмерых убитых положили в стороне, чтобы обмыть тела и похоронить. Берест на коленях стоял около умирающего, которому в живот всадили клинок. Парень дрожал и хрипел, потом затихал и снова хрипел и вздрагивал, из угла рта выплескивалась кровь. Берест пытался отыскать в себе целительную силу — за нее Князь Тьмы называл его слабым человеческим магом. Но, видно, Берест и в самом деле был слаб: раненый больше не хрипит, но не потому, что ему легче, а потому, что не бьется больше его сердце. Берест встал, пошатнувшись, лицо побелело, а руки в чужой крови. Теперь погибших девятеро…

«Их было бы больше, — за своими хлопотами о выживших думал Зоран. — Если бы не Илла, погибших было бы больше».

Женщины в Пристанище, особенно помоложе, сшили себе яркие платья. Илла учила их одеваться на свой лад. От нее они научились и петь. А когда Берест собрал дружину, Илла подошла к своему мужу с ребенком на руках. Ярина потянулась к его бороде. Илла сказала: «Зоран, мы тебя отпускаем, — и голос у нее зазвенел. — Мы обе тебя будем ждать, и кот, конечно. Я знаю, ты первый в любом бою, мой Сокол. Без тебя никак. Так что ты иди, защищай нас и возвращайся. Не вздумай не вернуться, слышишь?! Зоран… я правда тебя люблю!» — поставив на землю ребенка, Иллесия обняла его так крепко, точно и не хотела отпускать — и знала, что должна отпустить.

Лорд Ганест послал в Годеринг донесение о победе. Войско стояло станом за Эанвандайном. Бездельничая, воины пропивали деньги и вещи у торговцев, шедших с обозом, чинили одежду и сапоги, разбредались по лагерю, играли в кости и бились об заклад. Снодрек с любопытством приостановился около кучки наемников. Там посередке худой среднего роста парень, подвижный, с темными собранными в хвост волосами что-то рассказывал, помогая себе жестами, а остальные покатывались со смеху.

— Да ладно врать, Аллес!

Парень ответил:

— Я никогда не вру. У моей тетеньки взаправду была такая свинья. Когда по улице проходил благородный рыцарь, она всегда выбиралась из лужи и смотрела на него с верноподданническим видом, — Аллес состроил рожу. — У нее даже глаза выпучивались от верности. Вот жалко, думаю, что она не человек. Будь она человеком, такой свинье у лорда цены не было бы!

Наемники дружно ржали. Им третий месяц не платили жалования и, обиженные на начальство, они срывали злость.

Снодрек стоял в стороне, чувствуя, что, по незнанию их жизни, не понимает шуток, но ему нравилось смотреть, как гримасничает молодой наемник.

Неожиданно бойцы притихли, косясь на остановившегося поблизости высокого человека. Куртка у него на груди была распахнута, и между ее краев на шнурке болталась засушенная кроличья лапка. По этому талисману даже те, кто не знал его в лицо, узнавали Меченого. Из-за «счастливой» лапки, которую он не снимал никогда, он и получил прозвище. За храбрость и воинское мастерство Меченый слыл любимцем самого лорда Ганеста. Это был угрюмый человек с неизвестным прошлым, без друзей, легко сгибающий своим взглядом чужие.

— Что ты сказал про свинью? — он пробил плечом кучку наемников и остановился около зубоскала.

Паренек тоже притих. Снодрек понял, что Меченого все боятся. Наконец, побледнев, но еще куражась, молодой наемник ответил:

— Прости, Меченый, если что не так! Я бы не стал плохо говорить о тетенькиной свинье, если бы знал, что ты примешь это близко к сердцу.

В тот же миг Меченый без лишних слов схватил его за шкирку. Аллес дернулся, когда почувствовал, что тяжелая рука пригибает его к земле. Но Меченый всадил кулаком ему под ребро, и парень сразу обмяк, хватая ртом воздух.

Меченый широким шагом, волоча за собой молодого наемника, подошел к берегу и зашел в реку. Когда река стала ему выше колен, он макнул Аллеса лицом в воду и, вытащив, отчетливо произнес:

— За эти слова я бы утопил тебя в выгребной яме, щенок. Но поскольку ты и есть щенок, то я и проучу тебя, как щенка. Зато в другой раз спущу тебе шкуру.

Аллес стал отбиваться, но новый тычок под ребро осадил его, и Меченый опять пригнул его голову в воду.

— Проси пощады, — сказал он наконец, вытаскивая паренька из воды, чтобы дать глотнуть воздуха.

Аллес закашлялся, захрипел, выдавливая ответ, в котором не было ни крупицы смысла:

— Я сам тебя утоплю в выгребной яме!..

Сейчас же Меченый макнул его опять.

Снодрек стиснул зубы. Перед ним был высший. Однажды точно так же надсмотрщик во дворе казармы пригибал голову провинившегося раба в бочку с водой, пока тот не захлебнулся. До сих пор Снодреку никогда не приходило в голову, хочется ли ему отомстить высшим за свое рабство? Невольник из казарм Снодрек, живое мясо для воинских потех, так легко и быстро уступил место Снодреку из Пристанища, доброму товарищу и смелому человеку, что он не успел и оглянуться. Но в Меченом, который в наказание макнул молодого наемника головой в воду, Снодрек узнал господина. Его повадка, чувство собственного превосходства были знакомыми чертами высшего. Расплескивая ледяную воду, Снодрек вошел в реку, крепко схватил Меченого за запястье и заставил его вытащить руку, которой тот держал голову Аллеса в воде. Аллес уже так наглотался воды, что даже не сразу закашлялся: не мог вздохнуть. Потом стал отплевываться, пытаясь между приступами кашля вставить ругательство и вывернуться из все еще державшей его железной хватки.

Но Меченый смотрел не на него, а на Снодрека, и наконец разомкнул пальцы, сжимавшие Аллесову шею. Снодрек бросил взгляд на сушеную заячью лапку, висевшую на широкой груди Меченого. Не придумав, чем оскорбить высшего, Снодрек, как мальчишка, ломающий игрушку обидчика, сорвал амулет с груди Меченого и забросил далеко в реку.

Наемники сгрудились у воды. Аллес, шатаясь, выбрался на каменистый берег, споткнулся, упал на колени и сразу же вскочил на ноги. Мокрый, дрожащий, злой, стуча зубами, он в недоумении смотрел, как парень из чужой дружины сцепился с его врагом.

Снодреку казалось — он опять на ристалище. Он дрался один на один с высшим. Рабы ценились по свирепости: в свое время Хидмар вырвал печень умирающему врагу.

Наемники на берегу, подталкивая друг друга, с изумлением показывали на храбреца, который посмел схлестнуться с Меченым. Они топтались в воде один против другого, то сходились, то расходились, наносили удары и уклонялись, оступались, выпрямлялись снова.

У реки вскоре собралась целая толпа. А Снодрек уже не дрался, он слепо избивал слабеющего противника: извернулся, уходя от его кулака, и с коротким замахом ткнул в межреберье, выпрямился, всадил коленом в опустившееся лицо, сцепил руки в замок и уронил, как молот, на затылок. Меченого совсем повело, он стоял на ногах, но уже не мог разогнуться. Снодрек не знал пощады: на ристалище его учили только убивать.