Мария Виноградова - Тёмные времена
Исэйас прищурился, глядя на ухмыляющегося Аенеаса и вздрогнул: когтистая Тварь за его спиной щерилась пустотой: протянула тонкие пальцы и обхватила голову Наблюдателя. Мальчишка почуял, как начали разливаться по залу волны холодной, враждебной силы, и неожиданно сообразил.
— Он давно уже не человек, — прошептал Исэйас, кашлянул, прогоняя комок страха, засевший в голосе, и произнес уже громче: — Хес, он всего лишь марионетка, пустая оболочка! И давно не Наблюдатель — он потерял это право, когда впустил в наш мир Тварей!
Аенеас… нет, та Тварь, что теперь смотрела на этот мир его глазами, беззвучно взревела, понимая, что раскрыта, и ее послушная игрушка вскинула руки. Святой ударил простой силовой волной, не тратя время на плетение заклятий: Ролло и Исэйаса отшвырнуло в стороны, разметало по углам, и только Хес, извернувшись, метнулся за глыбу, брызнувшую острыми осколками. Тот, кто некогда был Хранителем, все равно еще был слишком тесно связан с этим миром, как ребенок с матерью пуповиной, поэтому Иной за его плечом безжалостно вытягивал из окружающей земли всю доступную силу, иссушал реальность, стирал ее с полотна Вселенной.
Бросившийся вперед Хес завяз в заклятии, как мотылек в паутине. Бессильно дернулся, пытаясь выпутаться, разорвать липкие тенета, но только лишь запутывался еще больше — сил у Вечерней Звезды для сражения со столь сильным противником, сейчас черпающим силу из самой ткани мира, не было, да и не могло быть: слишком долго фейри провел среди людей, слишком сильно изменился, растеряв ту ярость и свободу, что давала ему сокрушительную мощь. Он согнулся, выронив клинок, зло прикусил губы — из уголка рта потянулась вниз тонкая темная струйка.
Исэйас с ужасом наблюдал, как с треском рвутся Грани мира, трещинами расходится реальность, впуская в гибнущий мир сметающую все на своем пути мощь — Пустота, что царила всегда в Междумирье, вступала в свои права. Все вокруг выцветало, теряло краски, рассыпалось в невесомую пыль. Мальчишка с трудом поднялся, не обращая внимания на острую боль в сломанной руке, пригнулся, словно против сильного ветра, и дюйм за дюймом двинулся вперед. Упрямо, цепляясь за уже полупрозрачные камни, перекрытия рухнувшего купола, видя перед собой лишь застывшего с поднятыми руками Аенеаса, а за ним — черную Тварь, что, будь у нее глаза, прищурилась от удовольствия и хлынувшей в ненасытную пасть силы.
За спиной Исэйаса были долгие вечера возле костра, тренировочные бой, улыбка Деа и смеющийся Хеса; вечно ворчащий Ролло и теплая, открытая Антхеа. За его спиной рвалось к небу пламя, поглотившее многие жизни, сгорали до серой золы надежды и стремления — и все это давало ему силу двигаться вперед, сопротивляться чудовищному натиску Иных.
Он протянул руку вперед и схватил Хеса за плечо, вытягивая его из цепких лап заклятия, и они оба опрокинулись на спину, будто потеряв опору. Охотник змеей прянул в сторону, подхватывая клинок, и взвился на ноги, готовый к бою. Амулет на груди выплеснул светом, тоненько засвистел, как пастушья свирель поутру, опутал фейри тонкими, невесомыми разноцветными нитями и истаял клоком тумана.
«Держись, Вечерняя Звезда, — доверчиво ткнулся в разум тихий знакомый голос, и Хес почти увидел, как темнеют от напряжения янтарные глаза Князя. — Я буду ждать, когда ты вернешься».
Добровольно отданная сила потоком хлынула в руки, звенящими хрустальными брызгами взвилась в воздух — и время застыло, скованное противостоянием. Охотник не стал ждать — бросился вперед, почти мгновенно оказался рядом с застывшем, как мошка в воске, Аенеасом, и был уже готов нанести удар, как тот хрипло выдохнул:
— Убьешь меня — и этот мир будет закрыт для тебя. Врата, что сейчас держаться лишь на моей жизни, захлопнутся, — он рассмеялся, и Хес понял — бывший Наблюдатель уже давно не дорожил собственной жизнью и сейчас лишь издевался над своим врагом, зная исход. — Ты готов уничтожить души спутников и свою собственную ради существования тех, кто превратил тебя в изгоя? Позволишь мне уйти — сможешь попытаться восстановить этот прогнивший насквозь мир.
Хес косо взглянул на Исэйаса и напряженного Ролло, стоящего поодаль — разрушенный зал, застывший в недвижимом мгновении, не выпустит их, не даст уйти. Темный, проклятые упрямцы!
Исэйас побледнел, но твердо кивнул головой, словно призывая охотника сделать то, что он должен; Ролло растянул разбитые губы в улыбке и одобрительно махнул рукой.
— Даже сейчас ты лжешь. Если твоя жизнь — это гарантия открытых Врат, — медленно произнес Хес, набираясь решимости, — то если я отпущу тебя, этот мир обречен, потому что пустота рано или поздно поглотит его. А Твари уничтожат еще раньше. Поэтому мой выбор очевиден, и мне жаль, что ты так и не сможешь понять, почему я так поступил.
Коротко свистнул клинок, вгрызаясь в плоть, и тело святого брата рассыпалось прахом. Хес легко ушел в сторону и единым движением полоснул по проявившейся чернильной фигуре, басовито и разъяренно взвывшей. Лезвие вспыхнуло лунным серебром, отражаясь в серых глазах, Тварь с тихим шипением истаяла, время вновь двинулось вперед, как сорвавшийся с места дух ветра.
Темная громада Обители вздрогнула, подалась вверх — и рухнула вниз, поднимая в воздух тучу пыли, камней и серо-стального пепла. Закрывающиеся Врата завертелись, рассыпая голубые искры, лучом света ударили по мрачной пелене, разрывая полог грязных облаков, и схлопнулись, роняя небеса на землю сплошной стеной радостно звенящего, чистого дождя.
На том месте, где некогда стояло Аббатство, полнилось хрустальной водой огромное озеро.
Эпилог
Сегодня в таверне было на удивление многолюдно. Здесь собрались все те немногие из охотников, кому удалось выжить, а простые жители не могли упустить шанса поглазеть на тех, кто смог вырвать их жизни из пастей пришлых Тварей. Десебел полагал, что причиной такого количества народу стал еще к тому же и один из сказителей-менестрелей, что всего за несколько дней прославился по всей Мерцуре. Глава поредевшей Гильдии прекрасно знал, кто скрывается под личиной смешливой рыжеволосой девушки и никак не мог взять в толк, почему фейри, известная под именем Леверн, осталась здесь, совсем рядом с людьми, а не исчезла вместе со своими сородичами, вновь ушедшими на свои территории.
После страшного, кровопролитного боя за Мерцуру Десебел преисполнился благодарности к тем, кого он всегда считал своим врагами: с их помощью небольшой отряд охотников смог добраться до столицы из Альфонзула за какие-то сутки, пройдя по самой грани этого мира — почти стершейся, полной разъяренных Иных, и фейри защищали людей как самих себя. Вышли они прямо у ворот белокаменного города — столкнувшись с крупным отрядом Неблагих, вынырнувших с иной Тропы, — разнесенных в щепки гигантскими Тварями, с которыми даже волшебному народу было сложно справиться, и они не считали потерь — просто рвались вперед, как обезумевшие, охваченные азартом сражения. Рожденные для схваток, они были воплощениями кровавого безумия, но в этот раз они бились на стороне людей. Самоотверженность и готовность погибнуть, но защитить то, что дорого — это давало каждому охотнику силу, а стремление уничтожить тех, кто угрожал этому миру — полнило мощью фейри, и только поэтому они — вместе — смогли продержаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});