Волшебник Земноморья - Урсула К. Ле Гуин
— В Комнату Цепей? — спросил Манан, когда они вышли в коридор, ведущий к железной двери.
Услыхав этот вопрос, Арха в первый раз спросила себя: а куда же, в самом деле, следует ей отнести своего пленника? Она не знала, куда.
— Нет, нет, не туда, — поспешно сказала она, потому что ее сразу замутило при воспоминании о дыме, вони и безъязыких лицах, выглядывавших из свалявшихся волос. — Он должен оставаться в Лабиринте, чтобы… чтобы к нему не вернулись его колдовские силы. Там есть такие комнаты…
— В Разрисованной Комнате, госпожа, дверь с замком, и есть смотровая щель. Если ты считаешь, что за дверью с замком будет надежнее…
— Никакой силы, здесь, внизу, у него нет. Неси его туда, Манан.
Манан снова вскинул тело на спину и потащил назад; ему предстояло отнести чародея на половину расстояния, которое он пронес в эту сторону. Ему было так тяжело, что дыхания не хватало даже на то, чтобы возроптать. Когда они вошли в Разрисованную Комнату, Арха сняла с себя свой длинный и тяжелый зимний плащ из домотканой шерсти, постелила на пыльном полу и велела:
— Клади его сюда.
Манан уставился на нее с выражением меланхолического испуга, потом сказал, дыша тяжело, с присвистом:
— Маленькая госпожа…
— Человек этот нужен мне живым, Манан. Погляди, как его трясет. Он умрет от холода.
— Но одеяние твое будет осквернено. Одеяние Первой Жрицы. Он неверующий, к тому же мужчина! — выпалил Манан, и его маленькие глазки сощурились, как от боли.
— В таком случае, я просто сожгу этот плащ, а себе сотку новый. Делай, как сказано, Манан!
Услышав это, он повиновался, нагнувшись так, что пленник свалился с его спины и упал на черный плащ. И остался лежать, как упал, словно мертвый, но в ямке на его горле билась жилка, и время от времени по распростертому телу пробегала судорога.
— Его надо заковать в цепи, — сказал Манан.
— Неужели он кажется таким опасным? — насмешливо спросила Арха.
Но когда Манан указал ей на вделанное в камень железное кольцо, к которому можно было приковать узника, она приказала ему пойти в Комнату Цепей и принести оттуда цепь и обруч. Ворча, ушел он вниз по коридору, бормоча себе под нос перечень туннелей и поворотов. До этого ему уже не раз приходилось бывать с ней в Разрисованной Комнате, но делать это одному еще никогда не случалось.
При свете единственного остававшегося фонаря ей казалось, что картины, нарисованные на стенах, движутся, поворачиваются и колышутся, — все эти немного грубоватые человеческие тела с огромными поникшими крыльями, — то сидящие на скрещенных ногах, то стоящие во весь рост, бесконечно унылые, обреченные на тоскливое безвременье.
Встав на колени, она наклонила фляжку так, чтобы вода могла капать в рот пленника капля за каплей. Он закашлялся, руки его поднялись и потянулись к фляжке. На этот раз она дала ему напиться вволю. Потом он снова лег, а его мокрое лицо было перепачкано пылью и кровью. Он что-то пробормотал — всего несколько слов на незнакомом ей языке.
Вернулся Манан, волоча за собой длинную железную цепь, огромный навесной замок с ключом и железный обруч, который он тут же начал прилаживать к талии лежавшего на земле человека, пока не замкнул замок.
— Не очень-то туго, — ворчал он, — может выскользнуть.
А затем прикрепил свободный конец цепи к торчащему из камня кольцу.
— Не выскользнет, — успокоила его Арха. — Смотри.
Испытывая перед закованным пленником меньше страха, Арха показала, что не может просунуть ладонь между его ребрами и железным обручем.
— Не выскользнет, — повторила она, — но если не покормить его денька четыре или больше, то может выскользнуть.
— Маленькая моя госпожа, — горестно сказал Манан, — я, конечно, ни о чем не спрашиваю, но… какой толк Безымянным от такого раба? Он же мужчина, малышка…
— А ты, Манан — старый дурак. Кончай скорее свою возню и пошли отсюда. Не устраивай много шума из ничего.
Пленник наблюдал за ними усталыми, но ясными глазами.
— Да, а где его жезл, Манан? — спохватилась Арха. — Я его заберу. В нем вся его магия. Ах, да… это я заберу тоже.
И она проворно схватила серебряную цепочку, которая выглядывала у пленника из-за ворота кожаной туники, и стащила через его голову, хотя тот и пытался перехватить ее руку, чтобы помешать. Манан пнул его ногой в спину. Сняв с него цепочку, Арха отодвинулась на безопасное расстояние.
— Это твой талисман, волшебник? Он тебе дорог? А на вид — ничего особенного. Неужели у тебя не нашлось ничего более ценного? Подержу его пока в безопасном месте.
И Арха накинула цепочку через голову себе на шею, а висевшее на ней полукольцо спрятала под тяжелый ворот черного шерстяного платья.
— Ты же не знаешь, что с ним делать, — сказал он очень хрипло, неправильно выговаривая слова каргадского языка, но его можно было понять.
Манан снова пнул его, так что тот глухо вскрикнул от боли и закрыл глаза.
— Оставь его, Манан. Пошли отсюда.
И она вышла из комнаты, Манан последовал за ней.
В эту ночь, когда все огни в Священном Селении погасли, Первая Жрица одна поднялась на холм. Арха наполнила флягу водой из колодца позади Престола и, взяв с собой воду и большую плоскую лепешку из гречневой муки, отнесла их в Лабиринт, в Разрисованную Комнату. Она оставила их за дверью, но так, чтобы узник мог до них дотянуться. Чужак спал и ни разу не пошевельнулся. Арха вернулась к себе в Малый Дом и крепко спала всю ночь.
На следующий день, ближе к вечеру, она вернулась в Лабиринт. Хлеб исчез, фляжка опустела, незнакомец не
