Сергей Трищенко - Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений

На плоской болотной кочке — довольно-таки внушительных размеров! — росли... доллары. Колыхались, покачиваясь под невидимым ветерком, исключительно сотенные бумажки.

— Хоть косой коси! — непроизвольно вырвалось у меня, когда я поворачивал голову справа налево, оглядывая неожиданно откуда взявшееся богатство.

И точно: у чахлой березки стояла остро отточенная коса и яркие блики солнца отсвечивали на ее блестящем лезвии.

Я взял косу в руки, прикинул по себе — как раз впору! А косить приходилось — и в деревне у деда, да и в подшефном колхозе.

Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука!

Я сделал несколько взмахов косой — и ворохи долларов зазеленели у моих ног...

Наклонившись, я поднял толстый веер банкнот.

Обрезанные ровненько-ровненько, как будто и не я срезал их косой, а они вышли непосредственно из-под типографского резака, с аккуратно проставленными номерами и неповторимым запахом новых денег...

— Зачем тебе этот мусор, Серж-Леон? — обратился ко мне сэр Жеральд, подрулив свою лягушку к денежной кочке.

— Это? — растерялся я. — Это — деньги, доллары...

— Деньги? — удивился сэр Жеральд. — Деньги должны звенеть, деньги должны оттягивать карман, деньги должны радовать глаз своим блеском, черт побери!

— Да нет, если этих много, они тоже оттягивают карман... — начал оправдываться я.

— Выбрось их, — скривился сэр Жеральд, — это просто цветные бумажки, ты же видишь. Это не золото.

— Да и золото, если разобраться, тоже всего лишь цветной металл... — пробормотал я, выпуская бумажки из руки.

Легкий ветерок подхватил их и опустил на воду. И они поплыли оборванными листами кувшинок...

Характер болота начал меняться: в нем стало появляться все больше и больше моховых и травяных кочек, лягушки все чаще переползали рысью, а когда вода исчезла окончательно, перешли на знаменитые лягушачьи прыжки.

Я-то думал, что этого не выдержу! А оказалось, очень даже ничего. Сердце, правда, замирало, и душа уходила в пятки, но до чего же это было приятно! Лягушки прыгали удивительно мягко — наверное, и в самом деле с гидростабилизатором в трех плоскостях, сиденье было подогнано исключительно по моей фигуре и никаких неприятных ощущений не возникало. Отталкиваясь задними лапами, лягушки амортизировали предстоящее приземление передними столь успешно, что никто из нас ни разу не щелкнул зубами. Да и мягкость самих болотных кочек способствовала плавности движения.

И вдруг лягушки забеспокоились. Они принялись метаться то вправо, то влево, как бы чего-то разыскивая, иногда порываясь вернуться назад. «Вода! догадался я. — Они ищут воду!»

В самом деле, пересохшая кожа не позволяла лягушкам полностью задействовать кожное дыхание, и они начали задыхаться от нехватки кислорода. Дальше скачка продолжаться не могла. А ну как мы их загоним до смерти? А мне бы этого вовсе не хотелось, и не потому, что у лягушек диетическое мяco, а колдунья Акив предрекала нам, что мы должны их когда-нибудь съесть; а потому, что лягушки прекрасно показали себя в болоте и терять таких ценных животных было бы с нашей стороны непростительной оплошностью если не сказать — глупостью. Так что ни о каком поедании их не могло быть и речи. Особенно если учитывать тот факт, что есть нам почему-то не хотелось, несмотря на то, что мы давно не ели.

— Стой! — скомандовал я.

Сэр Жеральд и Юнис дружно натянули поводья, недоуменно глядя на меня Лягушки остановились. Они тяжело дышали, бока их опадали и вздымались почище, чем у коней.

— Облить их водой! — приказал я и принялся плескать на свою лягушку водой из фляжки, одновременно растирая ее свободной левой рукой.

Кожа лягушки словно впитывала влагу, становясь из сухой и сморщенной гладкой и упругой.

«Куда там косметическим кремам! — мелькнуло у меня в голове. — Надо будет в перспективе открыть производство питательного крема для лягушачьей кожи. Назвать его нежно «Тинка» или «Рясочка». На основе болотной воды и растительных компонентов. Торфа туда добавить, мха сфагнума — как хороших сорбентов. Но сначала, конечно, желательно развести верховых лягушек — обеспечить, так сказать, рынок сбыта. Да, кстати, сэр Жеральд хотел этим заняться. Он будет разводить лягушек, а я — производить для них крем...»

С чего бы у меня возникли такие мысли — ума не приложу.

НА ВЕРБЛЮДАХ

— Дальше пойдем пешком, — объявил я. — Для лягушек здесь слишком сухо.

— Пешком? — заныл Юнис. — Далеко... И все на себе тащить?

— Поедем лучше на верблюдах, — поддержал его сэр Жеральд, — чего они у нас без толку валяются?

— На верблюдах? — переспросил я, оглядывая горизонт впереди. — А где пустыня?

— Да что, обязательно только по пустыне на них ездить? Тут пока травка хорошая, пусть себе пасутся. А то кто знает, на сколько их хватит в пустыне? Вдруг они уже наполовину использованные? — заявил Юнис.

Возражение было резонным и мы убрали лягушек, то есть обступили каждую по очереди и, подняв, ждали, пока они уменьшатся. Потом спрятали в пустую консервную банку, достав оттуда миниатюрные фигурки трех верблюдов.

— Можно мне бросить? — попросил Юнис.

— Бросай, — протянул я ему фигурки.

— А почему они все находятся только у тебя? — прижав к груди фигурки, проговорил Юнис. — А вдруг с тобой что-то случится?

— А с тобой? — пожал я плечами.

— Помнишь, как прошлый раз, проходя через скалы-счетчики, ты не появился? А если бы ты нас не нашел, что тогда?

— Юнис, перестань! — оборвал его сэр Жеральд. — Ты тогда был кентавром, зачем бы тебе нужен был верблюд?

— Нет, пусть хотя бы лягушки и верблюжки... то есть верблюды, будут у каждого! — упорствовал Юнис.

— На, держи, — я протянул ему фигурку лягушки, — по-моему, это твоя.

— Эх, Юнис, — покачал головой сэр Жеральд, но лягушку тоже взял.

— Он прав, — сказал я, — хоть я и не думаю, что со мной что-то случится, но он прав. А теперь — бросай!

Юнис бросил фигурки верблюдов на землю, и через мгновение перед нами стояли три великолепных двугорбых верблюда-бактриана, лениво пережевывающих жвачку. Верблюды выглядели совершенно одинаково, и я тихо порадовался, что у Юниса на этот раз не будет причины завидовать.

— Видишь? Жуют, — успокоил Юниса сэр Жеральд, — значит, не голодные.

Юнис вместо ответа протянул ближайшему верблюду пучок травы, сорвав его на соседней кочке, и верблюд так же меланхолично взял ее губами и принялся жевать.

— Видишь? — возразил Юнис сэру Жеральду. — Жует. Значит, голодный.

— Ну, пусть малость попасутся, — решил сэр Жеральд. — Да и мы отдохнем.