Роберт Говард - БРАТ БУРИ. Сага Медвежьей реки

Я получил письмо от Хэролда. Он в Сан-Анджело и через неделю или две на месяц приедет в Браунвуд. Он ужасно зол на тебя и Труэтта — точнее, обижен и говорит, что это «должно быть, что-то личное», потому что вы двое так и не ответили на его письма. Он говорит, что у него «все-таки есть гордость, черт возьми». Пока Хэродд будет в Браунвуде, он даже не собирается беспокоить вас, пока вы сами не захотите поговорить с ним. Насколько я понимаю, я тоже вел себя по отношению к нему не слишком достойно, и мне стыдно за то, что мы так обошлись с ним. Я поеду в Браунвуд, чтобы повидаться с Хэролдом, и попробую уговорить его выбраться на несколько дней в Кросс Плэйнс. В письме я попытался сгладить само происшествие и объяснить, почему Труэтт на писал ему; я пытаюсь заставить его поверить в то, что равнодушие или какие-то личные мотивы тут ни при чем. Что касается всего остального, это уже не мое дело. Вам решать — мириться с ним или нет.

Отвечай поскорее.

Твой Р. Г.

Тевису Клайду Смиту,

июль 1929 года

Салям!

Я написал это письмо, в основном, для того, чтобы процитировать то, что написал мне Мэссер, редактор журнала «Современная поэзия»[13]. Я, конечно, крайне самоуверен; я никогда не отрицал этого. Я тщеславен и поэтому процитирую письмо полностью, или хотя бы его главную часть: «Я не знаю, кто вы; простите, но я никогда не слышал о вас раньше; но, клянусь Юпитером, мир узнает о вас в скором будущем, если вы сможете покорить еще более высокие вершины той темы, которая прослеживается в тех стихотворениях, которые вы прислали мне. Они великолепны! Вы должны избавиться от некоторых недочетов, как-то: использования „о'ег“ и прочих устаревших форм и выражений. Вы должны научиться выражать свою мысль более сжато — поэма об ужасах приобретает нужное звучание именно благодаря намекам, а не изобилию слов и сваленных в кучу образов и прилагательных. Но я вовсе не критикую ваши произведения. В действительности, ваши стихотворения очень порадовали меня, возможно, из-за того, что подобная тема находит отклик в моей душе (моя новая книга называется „В зарослях алоэ“, или „Книга неприятных стихов“, — видите, у нас есть что-то общее!). Жаль, что в обоих моих журналах так мало свободного места; мне не следовало бы добавлять никаких новых рассказов к уже имеющемуся огромному количеству, но я обязательно хочу опубликовать по одному вашему стихотворению в каждом журнале, и я с благодарностью напечатаю „Приливы“ в „Современной поэзии“[14], а великолепный „Алый гром“ в „Неделе поэзии“[15] Я очень сожалею, что ни один из журналов не в состоянии заплатить за стихотворения, но мы, разумеется, пришлем вам несколько бесплатных копий журнала».

Он также написал, что не смог найти Кросс Плэйнс в атласе, но хочет встретиться со мной в октябре, когда поедет в Даллас, чтобы читать там лекции о современной поэзии — я думаю, он собирается объехать со своими лекциями всю страну. Все это, конечно, очень хорошо, и я восхищаюсь его добротой, но с трудом могу разделить его энтузиазм. Я пишу, наверное, неплохие стихи, но Бог мой, в глубине сердца мне отлично известно, что я никогда не стану поэтом, и чем больше будут люди превозносить меня, тем больше я буду укрепляться в мнении, что мои стихи — просто пустая раковина; с виду они, может, и неплохие, но когда люди дадут себе труд внимательно проанализировать их, они не найдут в них ни глубины, ни цельности — а это как раз то, что должно отличать поэзию. Если бы я только мог писать стихи, как ты… но поэтами не становятся, поэтами рождаются.

Твой Р. Г.

Хэролду Прису,

сентябрь 1929 года.

Салям!

Я прочитал «Залив Судьбы»[16], и эта книга оставила у меня неприятное ощущение. Помню, как несколько лет назад я купил журнал, в котором был напечатан один из тех рассказов[17]. Некоторое время я жадно читал их и помню свое глубочайшее изумление, когда обнаружил, что герои были, оказывается, проклятыми оранжистами. Я был не только изумлен, но и поражен. Тогда я по своей необразованности считал, что единственные ирландцы, писавшие приличные вещи, были выходцами из Южных земель. Я, естественно, думал, что все ирландские писатели и мыслители — уроженцы Юга, а уроженцы Ольстера, сознавая свою физическую и умственную немощность, стараются как можно надежнее скрыть свой позор. Какая наивность! И тут этот оранжист, выставляющий напоказ этот позор, размахивающий позором своего народа прямо перед моими глазами — бесстыдно, во всей красе обнаруживая свои истинные взгляды и явно гордясь ими. Я часто испытывал шок после прочтения литературных произведений, но с этим вряд ли что-нибудь может сравниться. Я почувствовал себя оскорбленным. Наконец я все-таки снова взялся за эту опвратительную вещь и попытался читать ее, но вся прелесть уже улетучилась. Воспитанный в духе Мюнстера и Коннота, или, по крайней мере, впитавший в себя передаваемые из поколения в поколения традиции, я испытываю острую ненависть ко всему, связанному с оранжистами, и она совершенно естественна; она — часть меня, так же, как и любовь к родине и любовь к полосатому флагу, свойственная любому среднему американцу, вскормленному на идеологии бой-скаутов.

Но я знаю больше, у меня более широкий взгляд на вещи. Я уже не похож на моего старого приятеля ирландца из Лейнстера, которого едва не хватал апоплексический удар всякий раз, стоило кому-нибудь заикнуться о Белфасте. Но я до сих пор испытываю отвращение от всех этих оранжистских штучек, которыми пестрят все поздние произведения Бирна — хотя, может, и не все. Он с восторгом отзывался о национальных достоинствах своего народа — но я считаю, что он говорил неправду.

Однако не стоит отзываться плохо о мертвых, ведь он на самом деле любил Ирландию, даже если его чувства распространялись только на ее северную часть. Великий Боже, ну почему древние ирландские кланы должны были встать на сторону англичан? Конечно, Мак Фарлейны не могут похвастаться происхождением от норманнов. Либо они — коренные ирландцы, либо старейшины их кланов лгут, говоря, будто они произошли от парфян или египтян.

Но Бирн не может согласиться с такой страшной несправедливостью. Ему нужно обязательно впутать шотландцев, финикийцев и бог знает кого еще. Кого он прославлял в «Крестовом походе»? Конечно же, О'Нилов — Бог свидетель, что в их жилах течет только ирландская кровь, но главный герой — наполовину норманн, и почему же он тогда выбрал О'Нилов? Потому что они из Ольстера; может быть, это и есть причина, почему бог не проклял Ольстер много лет назад. Он отметает всякую мысль о том, что в жилах О'Доннелов может течь хотя бы одна капля другой крови. Их клан, как, впрочем и другие ирландские кланы, он называет аборигенами. Ты говорил, что он наполовину Д'Арси, кажется?[18] У меня начинают появляться подозрения по поводу всего, что связано с кельтами. Я ожидаю, что за каждым прямым потомком Костованов и О'Брайенов скрывается Фитцпаул или Фитцджеральд[19].