Лорд Дансейни - Время и боги: рассказы

— Мы могли бы построить вокруг роз объезд, — предложил Герайти.

— В самом деле, почему бы нет? — согласились остальные.

Это и в самом деле было превосходное решение. Совет графства мог продолжать работы по расширению дороги без помех с чьей-либо стороны, нисколько не боясь, что проклятье мисс Финн обрушится на головы его членов.

— Но ведь это означает отчуждение земель слева от шоссе, — сказал председатель. — Для этого нам потребуется разрешение правительства.

— Тогда, черт побери, давайте получим это разрешение! — воскликнул Герайти. — А если правительство не даст нам такое разрешение, мы объединимся и сделаем так, чтобы оно отправилось в отставку.

С этим все согласились, и на несколько часов проблема Розового объезда стала самым животрепещущим и острым политическим вопросом. Депутат от той части графства, где был расположен Баллигашел, получил очень серьезную поддержку, ибо за ним стоял весь совет графства, который в свою очередь побуждал к активным действиям страх перед старой Бриджит Финн.

Сначала, правда, эта инициатива столкнулась с некоторым сопротивлением в нижней палате ирландского парламента, но депутату от округа Баллигашел не дали ни отступить, ни пойти на попятный, и ему пришлось найти способ справиться с оппозицией. Сделал он это следующим образом. В своей весьма выразительной и горячей речи депутат заявил, мол, во всех больших странах есть и объезды, и целые объездные шоссе; такие объездные дороги имеются и в Англии, и если английские туристы, приехав в Ирландию, не обнаружат объездов, они решат, что здесь нет ничего такого, что стоило бы объезжать, и могут даже прийти к ошибочному убеждению, будто их страна красивее, чем наша.

Еще хуже, добавил депутат, что эти хвастливые заявления могут услышать жители других стран; оказавшись в Ирландии и не увидев ни одного объезда, они непременно подумают, что англичане были правы.

Почему объездное шоссе непременно должно идти вокруг города, восклицал депутат. Разве ирландские розы не лучше любого английского города? И разве живущие под соломенными и тростниковыми крышами ирландцы, — пусть их осталось немного, а их крыши обветшали, — чем-то хуже миллионов англичан, чьи дома крыты сланцевой плиткой? И наконец, кто из членов твердолобой и близорукой оппозиции осмелится утверждать, будто ирландская сельская местность заслуживает меньшего уважения, чем шумные английские города?

Естественно, никто из оппозиционеров не решился сделать подобное заявление, поэтому предложение было утверждено незначительным большинством голосов. Розовый объезд был построен, и проклятье мисс Финн так и не подействовало. Буквально на днях я видел эту живую изгородь: она пышно цвела, в чаще ветвей пел дрозд, и из дверей дома зорко следила за своими розами старая мисс Финн.

Рассказ старика

Перевод В. Гришечкина

Эта история относится к тем временам, когда я еще не научился с благодарностью внимать каждому слову О’Ханрахана; вместо этого я частенько сомневался в его речах и пытался его расспрашивать, ибо рассказанные им истории всегда были немного странными и вполне заслуживали того, чтобы ими заинтересовался каждый, кто не чурается нового и необычного. И если в них вдруг обнаруживалось нечто такое, что, как мне казалось, не совсем соответствовало моим тогдашним представлениям об устройстве мира, я долго это обдумывал, мысленно поворачивая то так, то эдак, пока не удавалось мне составить собственное мнение об услышанном. Не сразу я понял, что расспрашивать О’Ханрахана, если какие-то детали вызывали у меня сомнение, ни в коем случае не следовало, ибо в подобных случаях он неизменно впадал в глубочайшее волнение и вместо того, чтобы прояснить в своем рассказе некоторые темные места, был склонен пускаться в такие подробности, что казавшееся всего лишь маловероятным начинало выглядеть попросту невозможным.

О’Ханрахан никогда не казался мне особенно старым, однако были в выражении его лица некие потерянность и тоска, какие можно встретить у человека, прожившего долгую, одинокую жизнь — а насколько долгую, я тогда не мог даже вообразить. Впрочем, довольно праздных рассуждений об О’Ханрахане и его манере рассказывать; перейду лучше к самой истории.

Это было несколько лет назад в Ирландии; я отправился на болота стрелять бекасов, а О’Ханрахан показывал мне дорогу. Собственно говоря, именно он уговорил меня пойти на болота; на самом деле эта земля ему не принадлежала, однако О’Ханрахан всегда отличался гостеприимством: если бы он предложил мне поохотиться на своем крохотном поле, широта его души, требовавшая многих и многих квадратных миль, оказалась бы стеснена физическими границами его собственности. Вот почему О’Ханрахан позвал меня на огромное, площадью в несколько сот акров болото, тянувшееся по обеим сторонам небольшого ручья, что неспешно тек вдоль широкой долины, и надо сказать, что лучшего места для охоты на бекасов трудно было и пожелать.

Для низинного болота оно было на редкость глубоким; не знаю, располагались ли там когда-то старые карьеры или рыбные пруды, или же оно питалось от естественных источников; как бы там ни было, почва под нашими ногами зыбко колебалась, сапоги то и дело проваливались в ил, поэтому ходить здесь было нелегко. Мы почти не разговаривали, обмениваясь в течение часа всего лишь несколькими словами, да и то шепотом, ибо общеизвестно, что людские голоса, к несчастью, являются самым страшным звуком в природе (во всяком случае, бекасы очень их боятся), к тому же человеческий голос слышен гораздо дальше, чем мы предполагаем.

И вдруг О’Ханрахан заговорил со мной довольно громко:

— Не вставайте на эту зеленую кочку, — сказал он.

А я как раз попал на опасный участок и двигался очень осторожно, приближаясь к большой ярко-зеленой кочке.

— Почему? — спросил я, ибо тогда я был моложе и не очень хорошо знал, как надо вести себя на болотах.

— Говорю вам — не наступайте на нее, — повторил О’Ханрахан.

После этого мы оба довольно долго молчали, опасаясь спугнуть бекасов, но какое-то время спустя мы выбрались на твердую землю и сели отдохнуть. Я перекусил бутербродами из своего свертка; О’Ханрахан тоже позавтракал — из фляжки, которую я ему дал, а потом объяснил свои слова так:

— Если бы вы только ступили на ту зеленую кочку — тотчас провалились бы в самую глубину; трясина сомкнулась бы над вашей головой, а вы погружались бы и погружались в сюммер, пока…

— Я наверняка сразу бы захлебнулся, — перебил я.

— Вовсе нет, — серьезно возразил он. — В конце концов вы провалились бы очень глубоко и оказались во дворце короля эльфов. Вы когда-нибудь о нем слышали? Король восседает там на троне из вечнозеленого мха, одетый в мантию из сумерек, и, увидев его, вы были бы потрясены его величием. И, быть может, король дал бы вам выпить верескового эля из золотого кубка, зарытого неизвестно кем в незапамятные времена вместе с остальными сокровищами. Чтобы сделать несколько глотков, нужно не более минуты; потом вы стали бы барахтаться, бороться и в конце концов выплыли бы на поверхность, но за это время в мире могло пройти и сто лет, и даже намного больше. Так уж устроено волшебное королевство, и всем об этом известно. Одним словом, никогда не наступайте на зеленые кочки, какими бы надежными они вам ни казались, ибо человеку, над которым за несколько минут пронеслись века, бывает в этом мире очень одиноко и неприютно.