Артур Баневич - Похороны ведьмы

Пожалуй, следовало повернуть.

Но если это не западный, а все еще южный склон? Если трансфер был слишком коротким, а не слишком длинным? Да и с солнцем тоже не все до конца понятно. То, что белело над горизонтом, могло быть просто разрывом в облаках, а не самим солнцем. Облака состоят из пара, пар – из воды, а вода, как известно, отражает и преломляет свет. А это означает, что запад вовсе не обязательно должен быть там, где Дебрен его вначале поместил. Более или менее – да. Но только с точностью до румба или двух. Ну и еще извечная проблема шарообразности земли. Казалось, что в эпоху дальних телепатографов, а особенно пересылки сигналов через "кишку", спор между сторонниками теории шарообразности мира и традиционалистами, готовыми согласиться самое большее на его легкую выпуклость, должен быть разрешен. Однако – нет. По причинам политического, военного и экономического характера. Те, кто имел возможность исследовать проблему опытным путем, либо молчали, либо публиковали очень несхожие данные. А в результате он, посланец передовой трансферной компании, понятия не имел, которая клепсидра сейчас там, где он приземлился. Во Фрицфурде была треть пополудни, когда он садился в веретено. На Чернуху он должен был выйти через восемьдесят бусинок, то есть примерно в полклепсидры четвертой. Он летел на запад, поэтому, если мир был шаром, вращающимся вокруг оси, он мог выиграть во времени. Три восемьдесят во Фрицфурде не было бы тремя восемьюдесятью в Бельницком княжестве. Это объясняло бы, почему еще так светло.

И все же он не знал, которая здесь клепсидра и – что из этого следует – где зайдет солнце, когда это случится, ну и где искать станцию.

Оставалось одно – бросить монету. А еще лучше – кость. Потому что направлений поисков было больше, чем два. Следовало также решить, взбираться ли, спускаться или упорно держаться горизонтали.

Он выбрал поворот и медленное движение в гору. Отступая по собственным следам, почти сразу напал на линию трансфера.

Прежде всего нашел киль веретена. Брус был стальной, толщиной в три пальца и шириной в полстопы. Таким он в общем-то, и остался, потому что металл в огне не горит, зато формой стал удивительно похож на маримальское изобретение, известное под названием спирального штопора. Падая с неба, покореженная, раскаленная, вероятно, до красноты подкорпусная балка срезала многолетний кедр и сожгла то, что срезала, растопив снег в радиусе двух стоп.

Дебрен посвятил осмотру две бусинки. Хотел проверить, до какой степени контакт с энергетической оболочкой "кишки" повредил металл, и сделать отсюда выводы относительно других предметов поменьше. Хотел также удостовериться, что металл остыл и в пепле сгоревшего дерева не осталось хоть маленькой искорки огонька. Он отдал бы половину души за крошку тепла.

Разумеется, все было ледяным. А покрытый пузырями и шлаком металл, расплавленные головки заклепок и залитые расплавленным металлом отверстия от заклепок, вырванных вместе с покрытием веретена, окончательно развеяли надежду найти что-нибудь полезное. Киль сохранился достаточно хорошо, потому что был огромным куском отличной стали, а формой напоминал снаряд, по природе своей легко пробивающийся сквозь преграды. Все, что было легче и нежнее, должно было сгореть мгновенно, как Дебреновы кальсоны или его деревянное веретено, либо же расплавиться, разлететься на куски, деформироваться и рассыпаться по лесу тысячами мельчайших, ни на что не похожих комочков.

К несчастью, живая материя проникала сквозь стенки "кишки" в гораздо лучшем состоянии. Особенно материя, образующая тело людей состоятельных, не экономящих на безопасности. Эти покупали паракат и, чтобы быть последовательными, садились в веретено в легких и облегающих одеждах.

Молодой человек, которого Дебрен обнаружил в нескольких десятках шагов за веретеном, относился именно к такой категории. У него сгорели только волосы и те раздутые ветром части белья, которые слишком удалились от кожи. К несчастью, рубашку разрезало сверху донизу, и там, где ее не повредило падение, она обуглилась. Об использовании кальсон он даже не подумал. Они были полны не только крови. Будь у него нож, он, возможно, выкроил бы что-нибудь из рукавов и штанин, но так как ничего острого у него не было, да и время здорово поджимало, он легкой трусцой побежал дальше.

Трое следующих, мужчины, сильно обгорели, а поскольку падали головами вперед, то опознать их было невозможно. Немного дальше лежал ребенок лет десяти. Дебрен не стал подходить, чтобы рассмотреть как следует. Ребенок явно был мертв, хоть упал в перелесок и глубокий снег. Тело лежало на спине, и лицо было нетронуто. К счастью, магун не был первым, кто на него наткнулся. Поверх разорванного живота и бедра на Дебрена внимательно глядели три волка.

Он отошел, даже не пытаясь найти хоть какой-нибудь камень или сук. Волков он не боялся. Они казались здоровыми, бока у них не впали, и для стаи их было маловато. А значит, они сыты, зверья в массиве Чернухи вполне достаточно, и волкам нет нужды собираться в большие стаи и отчаянно бороться за выживание. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что в лесу множество охотников и браконьеров, а возможно, и стариков, собирающих хворост. Слишком мало любителей падали и слишком много любопытных глаз. Пекмут был прав. Спор относительно того, что никто до самой весны не наткнется на трупы пассажиров, был проигран в зародыше.

До весны – да. А до завтра?

Он бежал трусцой, растирая уши, плечи и промежность. Умолял судьбу, чтобы найденные были последними звеньями чудовищной цепи смертей.

Двумястами шагами дальше он обнаружил останки женщины. Наверняка не беременной. Она была слишком стара, чтобы рожать детей. Огонь обошелся с ней удивительно мягко. Правда, от одежды остались одни лохмотья, но большая часть седых волос сохранилась. И на этот раз судьба сжалилась над Дебреном: женщина упала под острым углом на скальный гребень, и не меньше четверти ее тела было размазано на пространстве добрых пяти саженей. Причем на эту четверть пришлась и значительная часть лица.

Веретенного Телепортганзы узнать было невозможно, он упал верхом на сосну, и его разрезало пополам, симметрично вдоль позвоночника. Узнать, с кем он имеет дело, Дебрен смог только по вышивке на кафтане чародея. Сам кафтан сгорел, но серебряная нить выжгла четкое звездообразное пятно на лишь слегка подрумянившейся груди мужчины.

Веретенному не повезло. Тут же за сосной кончался высокий лес и скалы. На скрытой под снегом лужайке стояли старые стога сена и остатки сгоревшего пастушеского шалаша. Среди обломков сгоревших балок лежали большие кости, прикрытые пучками сухих трав и снегом. Возможно, и не обязательно человеческие, но если не копаться палкой в затянувших руины травах, все же их можно было принять и за человеческие. Это объясняло наличие стогов. Такие места, удаленные от людских поселений, дикие и помеченные знаком неожиданной и преждевременной смерти, люди обычно обходят стороной.