Елена Волкова - Ведьма

— …Поедешь скоро в полуденную страну, в город на воде, и он туда же поедет, там и встретитесь.

— Захочет ли он знать-то меня?

— А как же! А ты не обижай его более, он к тебе с добром, он хороший…

— Он меня возненавидит…

— Нет. Он тебя пожалеет.

— Можно, я спрошу?.. Мне рассказали легенду… Вы, наверное, знаете… Это правда?

— Знаю я, что тебе рассказали. Всей-то истины никогда никто не знает. Открою тебе одну мудрость, ты из слов полотна ткешь, так что сумеешь понять: когда желаешь чего, помни, что может и сбыться, а потому выражать свое желание надо правильно. Я, когда пошла к Ведьме на поклон, попросила ее: "Пусть на другой не женится", она дала мне кожаную флягу, чтобы разлила на его пути. Я разлила, а конь, как переступил, так и понес, и сбросил его… Кинулась я к Ведьме, что же ты, кричу, проклятая, наделала?! а она мне в глаза смеется: ты о чем просила, говорит? Чтоб он на на другой не женился? Вот он и не женился! Исполнено твое желание!.. Обезумела я от отчаяния: как же, выходит, я своими руками его убила?.. Схватила первый камень, что под руку попался, и запустила в нее. И не прицеливалась, а прямо в лоб ей попала, она глаза закатила — и дух из нее вон. Потом уж я узнала, что она сама на себя заклятие наложила: если ее мужчина убьет, то на том и кончится, а если женщина ее убьет, сама Ведьмой станет и все ее знания и бессмертие примет. Вот, я ее убила, и стала Ведьмой. Так бы утопилась в речке, может, в русалку превратилась бы, хоть и длинен век, а все конечен, а теперь живу и не знаю, что мне с этой жизнью делать-то… Помни о том: желая чего, каждое слово перебери.

— О Господи…

— Ну, ты поспи, отдохни. Скоро прибудем…

Суне вернулся домой на такси, Оставить другу на несколько дней машину: мало ли, для налаживания отношений собственный транспорт не повредит, а ему некспеху — Суне вернулся домой на такси, и по телефону не звонил чтобы, не дай Бог, звонок не пришелся на самый неподходящий момент. Но через день позвонили ему: перед тем, как уезжать в свадебное путешествие, Татьяна отправилась в свою прежнюю квартиру с намерением забрать некоторые вещи, и обнаружила там брошенные на полу платье и туфли подруги, ключи на столе и отсутствие как документов, так и следов самой подруги. Смутило ее не платье, брошенное небрежно на полу, и это при том, что Маргарита считала его дорогой пижонской покупкой на один день, и даже не отсутствие портмоне с документами, и не оставленная косметика и прочие мелочи, которые женщина вряд ли бросит, даже собираясь второпях, а эти оставленные ключи. Конечно, уезжая с мужчиной, подобному этому неизвестно откуда взявшемуся Магнусу, или как уж его звать на самом деле, можно на некоторое время потерять разум, но тогда, рассуждала Татьяна, обходя квартиру, логичнее было бы забрать еще и смену белья, косметику и зубную щетку, а не только документы с загранпаспортом и обратным билетом… Она слишком хорошо знала свою подругу, чтобы не начать беспокоиться. Но решила подождать еще один день. Забрав то немногое из личных вещей, что имела при кочевой жизни, уже надежно превращавшейся в оседлую, вечером за ужином она рассказала о своих беспокойствах мужу. Тот помолчал немного, потом сказал:

— Твоя подруга — безусловно неординарная личность. Ты говоришь, что она измучена жизненными неудачами, но, глядя на нее, в это трудно поверить. Хотя… — и он снова задумался, вспомнив глаза той женщины, когда она уходила с их свадьбы под руку с человеком, которого никто из них не знал. — Возможно, ты права и, кроме того, если она написала три романа за год, пусть они и были уже написаны наполовину — это огромный, чудовищный труд, кроме того, она еще где-то работает, поэтому наверняка она очень, очень устала. В таком случае, ей просто необходимо забыться на несколько дней, и не одной в прокуренном номере, а как раз с таким парнем. Даже если это продлится всего несколько дней и курить в номере они будут вдвоем.

— Вряд ли он курит…

— Тем лучше. Не думаю, что у нас есть причины для беспокойства. Дадим ей еще день. Если она настолько ответственный человек, как ты говоришь, то она позвонит.

Но и наутро следующего дня звонка не последовало. Вечером они должны были лететь в свадебное путешествое в Индию, Татьяна нервничала и наконец, не выдержав затягивающейся неизвестности, позвонила Суне, который также ничего не знал, но пообещал узнать. Какими способами он будет узнавать, оставалось только догадываться, но, когда он позвонил через несколько часов и сообщил, что Маргарита в тот же вечер, через два с небольшим часа после ухода с банкета улетела самолетом с двумя пересадками на Минск, Татьяна испугалась. Проверила свой мобильник: не было никаких неотвеченных звонков с домашнего номера ее подруги, что отбрасывало версию о неприятном проишествии дома. Потом вспомнила, что в Беларуссии живут две тетки и кузина ее подруги, с которыми сама она не была лично знакома. Но в памяти мобильника не было сообщений и от них тоже, если предположить, что Маргарита оставила им номер телефона для экстренной связи с ней. Ни от кого не было звонков для Маргариты. Звонить подруге домой Татьяна не решилась, боясь обеспокоить. Все это она рассказала Суне, тот вздохнул:

— Я звонил ему на мобильник и домой. Не отвечает. Я пойду туда. Если его там нет, надо будет подавать в розыск…

В розыск подавать не пришлось. Машина стояла у тротуара, аккуратно припаркованная. Холодный ветер конца октября выдувал тепло через неплотно прикрытую входную дверь Старого дома. Камин давно прогорел и остыл. Музыканта он нашел там же, в зале, лежащим на диване с застывшими глазами, устремленными в потолок. Помня о мировом первенстве родной страны по самоубийствам, Суне некоторое время не решался подойти, потом закрыл дверь и после этого услышал:

— Заходи, что ты топчешься у двери.

— Тьфу на тебя! Напугал!

Магнус посмотрел на него, запрокинув голову, вздохнул и сел. Демонстрировать свои поражения и искать сочувствия у кого бы то ни было он не привык, но выглядел скверно: лицо осунулось, под глазами тени… В остальном он выглядел безупречно, как всегда: чистая одежда и волосы, умыт и выбрит — просто идеальный образец благородной изможденности, если не заглядывать в глаза, пугавшие странным застывшим выражением и вызывавшие в памяти слово «зомби», словно все, что он делал или говорил, он делал или говорил по привычке…

— Можешь забрать машину, — сказал он простуженным голосом. — Извини, я сжег почти весь бензин, а нового не залил.

— Что с тобой? Ты простыл?

— Господи… Лучше бы я простыл…

Суне подошел и сел рядом… Он подумал, что друг его напился в дым, что было бы не удивительно, но пустых бутылок не увидел, и алкоголем тоже не пахло: