Владислав Русанов - Стальной дрозд

Кир обессиленно опустился на траву рядом с неестественно вытянувшимся телом немолодого человека, спину и руки которого покрывали пятна ожогов, а из глубокого разреза под мышкой уже перестала сочиться кровь.

«Вот и все… Империя потеряла, пожалуй, одного из самых опасных врагов. И вряд ли кто-то из людей, населяющих Сасандру, расплачется, узнав об этом».

Волшебник ощутил смертельную усталость. Напряжение схватки сменилось оцепенением. Он лег на спину и, закусив зубами суставчатый стебелек, уставился в глубокое синее небо.

Тут его и нашли идущие по кровавому следу Желтый Гром, Белый и Мастер.

В конце месяца Медведя у Южных ворот Аксамалы появился фургончик. Его волокла шестерка мулов, запряженных цугом. Передний, чубарый крепыш, все время скалил желтые зубы, пытаясь дотянуться хоть до кого-нибудь из многочисленных прохожих. Кричащая раскраска домика на колесах то здесь, то там облупилась, обнажив древесину, а над расположенной сбоку дверцей виднелась густо намазанная смолой полоса. Под черным пятном, несомненно, скрывалась надпись, но вот какая именно, вряд ли смог бы догадаться сторонний наблюдатель. Буквы «сти», виднеющиеся в конце замазанной надписи, ясности не добавляли. «Радости»? «Гадости»? А может быть, «наглости» или «сладости»? На козлах сидел крепкий мужчина лет двадцати пяти с простым лицом и широким подбородком, выдававшим уроженца Барна. Он уверенно держал вожжи и, прищурившись, поглядывал на неприступные стены и широко распахнутые по случаю праздника ворота.

Следом за фургоном катилась пароконная телега. Пузатые лошадки с лоснящейся шерстью вовсю махали хвостами, отгоняя назойливых слепней, разгулявшихся по случаю первого по-настоящему жаркого дня. В повозке на укрытых рогожей мешках лежал, закинув руки за голову, седоватый мужичок с хитрым взглядом и маленьким шрамом на щеке. Правил гнедыми его ровесник, если судить по внешнему виду, отличающийся густой бородой и цветастой лентой, которой он обвязал голову, чтобы волосы в глаза не лезли.

За полста шагов до ворот возница фургона натянул вожжи. Не глядя постучал кулаком в дощатую стенку:

– Эй, Тюха!

Почти сразу же дверца отворилась и на обочину спрыгнул розовощекий парень лет семнадцати в курточке из дешевого сукна. На вид – здоровяк, что называется, кровь с молоком. Дай подкову – согнет в ладони, сунь в руки шкворень – узлом завяжет.

– Ага! Туточки я! – непонятно чему радуясь, закричал он. От его юношеского ломкого баска шарахнулась в сторону кляча зеленщика, на свою беду оказавшегося рядом. Да так прыгнула, будто лет двадцать в один миг сбросила, чуть возок не опрокинула.

Продавец петрушки и салата, сухонький старичок, сперва зашипел котом, а потом опасливо покосился на разворот плеч и налитые кулаки возницы и Тюхи, добавил к ним военную выправку мужиков, хохочущих на задней телеге, и счел правильным убраться от греха подальше. Мало ли кого несет в Аксамалу в последнее время? Хоть и навели, кажись, порядок народные правители, а на рожон лучше не лезть.

– Чему радуешься, дитятко? Дурнем, дык, растешь! – весело окликнул Тюху поднявшийся с мешков мужчина.

– Так это… Аксамала же ж! Столица!

– А что, случалось тебе бывать тут? – заинтересованно спросил бородатый.

– А то?! – Улыбка парнишки растянулась до ушей. – Мы с тятькой завсегда груши привозили. Как месяц Кота, так и везем же ж!

– Счастливый… – протянул пожилой. – А я вот за пять десятков годков перевалил, а первый раз. Не сподобил Триединый.

– И я, дык, тоже, – поддержал второй с телеги. – Стены видал. Вот как сейчас, дык. А за стены – накося выкуси! Командиры не пущали.

– Что вы расплакались, как девицы-бесприданницы? – Возница фургона покинул козлы, потянулся. – Сейчас наверстаете!

– Тебе легко говорить, Емсиль! Все забегаловки знаешь, дык…

– И вам покажу! – рассмеялся барнец. – Литу к родителям провожу, и встретимся в городе. Вы, главное, все скудо дель Куэты не прогуляйте! – Он подмигнул пожилым воякам.

Дыкал смущенно потупился, а бородатый Батя только рукой махнул:

– Подумаешь! Как пришло, так и уйдет. Надо будет, заработаем.

В отличие от своего приятеля, мечтающего открыть лавку в Кавареле, уннарец тешил себя надеждой вернуться на военную службу. Неужели Аксамале не нужны опытные сержанты? Быть такого не может! Если Сасандра начинает потихоньку возрождаться, без надежной армии ей не обойтись. Следовательно, кому-то придется гонять новобранцев. За пазухой у каждого из бывших солдат лежала тщательно сложенная и хранимая как зеница ока записка от капитана т’Жозмо дель Куэты, в которой подробно описывалась история их ухода из четвертой пехотной армии генерала дель Овилла. По мнению капитана, дворянина в седьмом поколении, выходца из очень уважаемого в Вельзе рода, уход от предателя, поставившего личную выгоду выше интересов Империи, дезертирством не считался. Тем более, покинув армию, они вывезли и тем самым спасли от неминуемой смерти в обозном лазарете офицера. А по дороге задержали и обезвредили двух опаснейших шпионов, долгое время работавших на Айшасу. Как сказал дель Куэта, за тот поступок они вообще достойны самой высокой награды. Например, пожизненного дворянства. Но поскольку нынешней осенью, когда фургон со спасенными женщинами и запертыми под замок преступниками, сопровождаемый повозкой с беглыми солдатами, пересек Арамеллу, капитан не был уверен в верности нового правительства Аксамалы имперским традициям, он уговорил своих спасителей зиму погостить в родовом имении дель Куэта, находившемся на юге Вельзы, почти на границе с Каматой.

По пути они завернули в Галлиану, крупный торговый город, сохранивший суды, стражу, сыск и даже воинский гарнизон. Там городской суд возглавлял почтенный Джитто дель Амаре, чью семью связывала старинная дружба с родом дель Куэта. Такая тесная и горячая, что иначе, чем «сынком», он господина т’Жозмо не называл. Судья с охотой рассмотрел дело преступников.

Свидетельства фриты Эстеллы, девочек и солдат о чинимом Скеццо непотребстве оказалось достаточно, чтобы приговорить его к пожизненной каторге. С табачником Корзьело пришлось повозиться дольше. Главным образом из-за того, что полукровка-айшасиан упорно отрицал свою вину в злоумышлении против Империи. Он пытался изображать из себя жертву обстоятельств, но в конце концов, припертый к стенке показаниями фриты Эстеллы и Литы, рассказавшими о записках, передаваемых в полой рукояти плетки, о расследовании, проведенном Мастером, о покушении на лучшего сыщика столицы, во всем признался и долго лепетал о Старике, раскинувшем из Мьелы агентурную паутину на большую часть Сасандры, и о Министре, хитром и неуловимом шпионе, затесавшемся в верхушки общества Аксамалы. Правда, особой пользы его рассказы никому не принесли. Мьела сейчас на территории независимой Каматы, и вряд ли местные власти согласятся выдавать айшасианского шпиона. По слухам, там по улицам уже вовсю расхаживают гости из-за моря – купцы, банкиры, проповедники, – и каматийцы только рады. После голодной зимы не до гордости – и от брухи помощь примешь. Скоро весь юг Сасандры под айшасианскую дудку плясать будет. Камате они хлеб предложили, Уннаре – защиту от пиратов, Окраине – помощь в переговорах с кентаврами и обещание многолетнего мира. А без Старика Корзьело не мог вывести тайный сыск на Министра. Уж если Мастер не сумел, а фрита Эстелла точно помнила, как сокрушался лучший сыщик Аксамалы из-за своего бессилия помочь родине…