Терри Пратчетт - Вор времени

– О нет! – воскликнул Голод и брезгливо махнул рукой.- Он тоже здесь? Я же предупреждал, что будет, если он вернется. Помните, как он выбросил менестреля из окна той харчевни в Зоке? И разве я не говорил…

– ЗАТКНИСЬ,- оборвал его Смерть и кивнул.- ПРИВЕТ, РОННИ, РАД ТЕБЯ ВИДЕТЬ. ВСЕ ГАДАЛ, ПОЯВИШЬСЯ ТЫ ИЛИ НЕТ.

Рука, оставлявшая след холодного пара, поднялась и стянула шлем с головы.

– Привет, парни,- вежливо поздоровался Хаос.

– Э… Давно не виделись,- пробормотал Чума.

Война откашлялся.

– Слышал, дела у тебя идут неплохо.

– Да, вполне,- осторожно подтвердил Ронни.- У розничной торговли молоком и молочными продуктами большое будущее.

Смерть бросил взгляд на Аудиторов. Они перестали наступать, но принялись кружить неподалеку, не спуская с них глаз.

– Да, миру всегда будет нужен сыр,- развел руками Война.- Ха-ха.

– Судя по всему, у вас неприятности,- заметил Ронни.

– Мы справ…- начал было Голод.

– ДА, ЕСТЬ ТАКОЕ,- перебил его Смерть.- САМ ВИДИШЬ, ЧТО ПЮИСХОДИТ, РОННИ. ВРЕМЕНА ИЗМЕНИЛИСЬ. НЕ ЖЕЛАЕШЬ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ?

– Эй, а как насчет обсу…- опять влез в разговор Голод, но, почувствовав на себе испепеляющий взгляд Смерти, сразу заткнулся.

Ронни Каос надел шлем, и Хаос обнажил свой меч. Он весь сверкал, и, подобно стеклянным часам, его клинок вторгался в иной, гораздо более сложный мир.

– Один старик объяснил мне, что нужно жить и все время учиться,- сказал он.- Что ж, я достаточно пожил. И только сейчас узнал, что лезвие меча по сути своей бесконечно. А еще я научился делать очень хороший йогурт, но сегодня это умение мне не понадобится. Ну что, парни, зададим им хорошую трепку?!

Далеко внизу по улице шли Аудиторы.

– Ив чем же заключается самое Первое Правило? – спросил один из них.

– Не важно. Я – это правило! – Аудитор взмахнул топором, вынуждая всех расступиться.- Послушание необходимо!

Аудиторы, не спуская глаз с тесака, нерешительно переступали с ноги на ногу. Они изведали, что такое боль. Прежде они этого не знали – миллиарды и миллиарды лет своего существования. И тот, кто это узнал, не испытывал ни малейшего желания почувствовать боль еще раз.

– Очень хорошо,- кивнул господин Белый.- А теперь возвращайтесь…

Откуда-то вылетело и разбилось о булыжники шоколадное яйцо. Толпа Аудиторов двинулась было вперед, но господин Белый несколько раз рубанул топором воздух.

– Назад! Все назад! – завопил он.- Вы, трое, найдите, кто его бросил! Оно вылетело из-за прилавка. Никому не притрагиваться к коричневому материалу!

Он наклонился и осторожно поднял большой кусок шоколада, на желтой глазури которого можно бы-до различить изображение улыбающейся утки. Трясущейся рукой, чувствуя, как на лбу выступает пот, он поднял осколок над головой и триумфально потряс топором. Толпа разом вздохнула.

– Вы видите? – закричал он.- Тело можно победить! Видите? Мы можем научиться жить! Будете вести себя хорошо – получите коричневый материал, а если будете вести себя плохо, вас сразит острое лезвие! О…

Он опустил руки, увидев, что к нему ведут отчаянно отбивавшуюся Едину.

– Наш следопыт,- сказал он.- Наш отступник…

Подошел к пленнице.

– Ну, чего пожелаешь? – спросил он.- Коричневого материала или острого лезвия?

– Это называется «шоколад»,- резким тоном ответила Едина.- Я его не ем.

– Вот и проверим,- ухмыльнулся господин Белый.- А твой приятель предпочел топор!

Он показал на тело Лю-Цзе.

Вернее, на голые булыжники, на которых прежде лежало тело Лю-Цзе.

Чья-то рука похлопала его по плечу.

– Ну почему,- услышал он голос над самым ухом,- никто не верит в Правило Номер Один?

Над его головой небо озарилось синим светом.

Сьюзен неслась по улице к часовой мастерской.

Она бросила взгляд на бегущего рядом Лобсанга. Он выглядел… почти как человек, вот только людям несвойствен синеватый ореол.

– Рядом с часами будет много серых! – крикнул он.

– Они там что, пытаются разобраться, почему часы тикают?

– Ха! Да!

– И что ты будешь делать?

– Разобью часы!

– Но так ты уничтожишь всю историю!

– Ну и что?

Он взял ее за руку. Она почувствовала, как какая-то волна пробежала по ее телу.

– Открывать дверь не будем! Нам нельзя останавливаться! Беги прямо к часам!

– Но…

– Не разговаривай. Я должен запомнить!

– Что запомнить?

– Все!

Господин Белый уже поднимал топор, когда вынужден был оглянуться. Но телу нельзя доверять. Оно думает самостоятельно. И в случае удивления предпринимает ряд автоматических действий, не ставя мозг в известность.

К примеру, открывает рот.

– Вот и хорошо,- сказал Лю-Цзе, поднимая руку.- На здоровьице!

Дверь была не более вещественной, чем туман. В мастерской действительно присутствовали Аудиторы, но Сьюзен пробежала сквозь них, словно призрак.

Часы светились, однако, когда она направилась к ним, сразу начали удаляться. Пол разматывался под ее ногами, тянул назад. Часы стремительно мчались в сторону далекого горизонта событий. Одновременно они увеличивались в размерах, становились иллюзорными, словно один и тот же объем часов стремился захватить большее пространство.

Происходили и другие события. Она мигнула, но мгновения тьмы не последовало.

«Ага,- догадалась она,- значит, смотрю я не глазами. Так, что еще? Что со мной случилось? Моя рука… выглядит нормальной, но нормальная ли она в действительности? Я стала больше или меньше? Что?..»

– Ты всегда такая? – раздался голос Лобсанга.

– Какая? Я чувствую твою руку, слышу твой голос, по крайней мере, думаю, что слышу. Может, все происходит в моей голове… но я не чувствую, что бегу…

– Такая… аналитическая?

– Конечно. А что я должна думать? «Ах, мои лапки! Ах, мои усики!», да? Так или иначе, все это слишком лобово. Слишком метафорически. Органы чувств рассказывают мне сейчас сказки, поскольку не могут справиться с тем, что имеет место в действительности…

– Не отпускай мою руку.

– Все в порядке. Я тебя не отпущу.

– Я велел, чтобы ты не отпускала мою руку, потому что в противном случае твое тело разом станет меньше атома.

– О.

– И не пытайся представить, как все это выглядит со стороны. А вот и часссы-ы-ы-ы…

Рот господина Белого закрылся. Удивление сменилось ужасом, затем настала очередь потрясения, и под конец – величайшего блаженства.

Он начал ломаться, словно огромный и сложный пазл, состоявший из мельчайших кусочков, которые начали постепенно осыпаться по краям и исчезать.

Последними испарились губы. Некоторое время они висели в воздухе, а потом исчезли.

Недоеденное кофейное зернышко упало на мостовую. Лю-Цзе быстро наклонился и поднял его, потом схватил топор и замахнулся им на оставшихся Аудиторов. Все как один отшатнулись, словно загипнотизированные этим символом власти.