Виталий Сертаков - Проклятие клана Топоров

Ни одна из воюющих сторон не догадалась сохранять в засаде резерв, в бою участвовали все сразу, но Оттон оказался в лучшем положении. Он просто физически не мог перебросить на датскую территорию все свои силы — мешали болота, река и семимильный ров, доверху залитый недавним дождем. Потому, когда свежие славянские рати полезли в узкие щели, по наспех сколоченным мосткам, поплыли через реку на плотах, Харальду издалека показалось, что он один против растревоженной муравьиной кучи. Славяне не ударили дружно, а, точно муравьи, тонкой струйкой потекли в обход сражавшихся йомсвикингов и только там, за старым городским валом, начали накапливать ударный кулак.

Посыльный доложил конунгу данов, что в тылу не две дюжины лазутчиков, а несколько сотен пехоты и столько же всадников на железных конях. И что они почти разогнали ополченцев, прибывших на подмогу с севера. Некоторые дружины, высланные могучими бондами, далее не успев развернуться в боевой порядок, так и бежали в леса.

Синезубый не выдержал, сам кинулся в сечу. У него оставалось еще достаточно верных людей. Лазутчики доносили, что островные ярлы за Даневирке вовсю теснят франков, фризов и прочую трусливую нечисть. И Харальд сделал третью ошибку — повернулся к Даневирке спиной. С личной дружиной в двести клинков он ринулся спасать союзника Хакона. А вслед ему железной рекой потекла из — за горящих жилищ Йотланда тяжелая рыцарская кавалерия Оттона.

Синезубый обернулся и замер в седле. Весь его военный опыт говорил о том, что драться положено лицом к лицу, желательно на ровном месте, предварительно обмерив и отметив вешками поле боя. Никогда великому конунгу не приходилось одновременно гасить несколько пылающих костров. Он не мог поверить, что проклятые саксы под покровом темноты перевезли столько коней через охраняемый фиорд. Но это оказалось правдой — сторожевые костры не загорелись. А те, кому было поручено следить за водой с готовыми горящими факелами, — они были вырезаны, как свиньи.

Скрежет металла, истошные крики и ругань доносились со всех сторон. Тыловые обозы горели, атакованные коварным набегом унгаров. В заливе Шлея возникла запруда из сотен трупов, они цеплялись друг за друга, за тех, кого латы утащили на дно.

Кейсар Оттон пожертвовал тысячей пехотинцев, но добился своего. Датчан гнали по всему фронту. Едва ярлы Харальда протрубили отступление, как в ставке Оттона заревели трубы общего «Вперед». Многотысячная лава союзников, сытых и отоспавшихся, с ревом покатилась следом за измотанным авангардом.

Синезубый обернулся вторично и понял, что его дружины практически уничтожены. Никто не вернулся из — за Даневирке. Оставалось много ленников и просто наемников, включая свеев, терфинов, гаутов и прочий сброд, но Харальд подозревал, что положиться на них нельзя. Так и вышло. В критический момент эта темная масса превратилась в щенков, поджавших хвост. Бросая щиты, пешие и конные, они устремились в глубь страны по Воловьему тракту и просто через поля, не разбирая дорог.

Северянин так и не вытащил из ножен меч. Он удивился, когда вокруг стремительно потемнело. День промчался незаметно, а они все шли и шли, ориентируясь на гордый штандарт Пальнатоки, реющий где — то впереди. Они шли, иногда бежали рысью, видели множество трупов, а потом вместо трупов встретили толпу безоружных. Пленников уже вязали. Кто — то из местных ярлов прекратил сопротивление и сдавался на милость врага. Когда эта новость прокатилась по рядам йомсвикингов, многие испытали острое разочарование. Они отшагали целый день, изредка вступая в стычки или перебрасываясь стрелами. А теперь их словно обокрали! Даг тоже чувствовал себя глупо. Разве может быть что — то приятнее и радостнее для настоящего викинга, чем вкус и запах битвы? Но убивать тех, кто стал чужой добычей, тоже неправильно.

В этот момент сквозь горящую деревушку прискакал гонец от князя Болеслава. Гонец прошептал в ухо ярлу тайное слово, и Токи подчинился приказу.

— Эй, слушайте все! Мы победили. Впереди никого нет. Они разбежались или сдались. Мы возвращаемся к Хедебю, там Оттон собирает всех. Синезубый бежал на корабле, с ним малая дружина. Слава Тору, он пока не ждет нас в Небесной Усадьбе! — Чтобы подбодрить людей, Токи поцеловал свой меч и потряс им в воздухе.

— Слава Тору! — загремели повеселевшие викинги.

«Кабанье рыло» распалось, вернулся обычный походный строй. Северянин тщательно пересчитал своих людей, проверил, есть ли раненые. Когда огибали горящую усадьбу, с Дагом поравнялся сам хевдинг Волкан, за которым неотступно рысил Неждан со знаменем.

— Херсир, ты не рад? — засмеялся вождь Топоров.

— Выходит, что я нарушу клятву, — смущенно пробурчал Даг. — Я поклялся своим людям, что мы первые ворвемся в Хедебю и выпьем вина из погребов конунга. А теперь вон… там все горит. Там все сделали за нас…

Русы переглянулись.

— Ты сделал сегодня больше, чем шесть дней назад, — серьезно сказал Волкан. — Тогда ты многих отправил к отцам, но полегло много наших. Сегодня все твои люди целы. Подумай об этом.

— Подумай, кто скорее обретет славу? — хитро добавил Неждан. — Тот херсир, кто сохранит дружину, или тот, кто гордо вернется из боя один? Плюнь на вино Синезубого. Помни, сколько серебра обещал каждому Оттон. И клянусь молотом Тора, сегодня ему придется заплатить!

Эти слова хевдинга викинги встретили очередным радостным криком.

Даг не ошибся. Хедебю вовсю горел. От князя Мешко прискакал другой гонец, тоже сказал тайное слово. Снова свернули, уже в полной темноте вышли к воде. Пришел приказ разбить временный лагерь. Разожгли костры, кое — как подтянулись полевые кухни. Даг выделил своих людей в караулы, сам же, на правах форинга, пошел на Совет Дружин. Но ничего нового не услышал. Хевдинги понятия не имели, будет приказ продолжить преследование врага или повернуть назад. Многие рьяно высказывались за дальнейший поход, описывая друг другу богатые датские поместья, в которых на всех хватит добра и женщин. Другие сели играть в кости, нахохлились под мелким дождем. Северянин проверил охрану знамени, лично обошел караулы, потом сытно поужинал и завалился спать. Вокруг, на сколько хватало глаз, дымились костры. Необозримая армия Оттона даже во тьме ползла вперед, изгибалась, захватывая все больше места. На горизонте полыхало зарево — горел город. Многие пожары помельче выдавали усадьбы сбежавших бондов. Преданный Адильс принес медвежью шкуру, снятую с пленного, и заботливо укрыл командира. Даг заснул с мыслью, что на его долю еще хватит сражений…

А утром его разбудил отец.