Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – гауграф

Он проворчал:

– Просто интересно.

– Вы двужильный, барон, – сказал я с уважением. – Как ваш конь. Я бы сейчас даже на голых баб не оглянулся. А вы по шее в тухлой воде, на голове скачут лягушки, за ноги хватает какая-то гадость, а вы о метаморфозах рассуждаете, Овидий нашего времени! Дарвин, можно сказать. Ламарк даже, простите за комплимент…

Он заметно приободрился. Выпрямил спину и даже гордо повел плечами.

– Да… я могу… да.

В тумане начали появляться призрачные тени, зазвучали монотонные тягучие голоса:

– Кровь невинно убиенных взывает…

– Вы должны отомстить…

– Нас предали…

– Вас наградят…

– Справедливость..

– За честь рода…

– Вы обязаны…

– Ваш долг…

Тамплиер шел, лицо сумрачное, но в его глазах ни горя, ни радости. Зато сэр Герцлер и другие то и дело хватались за мечи, во всем их облике читалось сильнейшее сочувствие к сгинувшим в этом болоте.

Сэр Ульрих тяжко вздохнул.

– Вон тот… это же один из моих дальних предков, узнаю по гербу…

Тамплиер проворчал мощно, словно над болотом прокатились раскаты грома:

– Помните, что сказал Господь.

Сэр Ульрих спросил недоверчиво:

– Именно по этому делу?

Тамплиер перекрестился.

– Да. Он велел оставить мщение Ему. Он сам отомстит за любого обиженного так, как никогда не сумеем.

Сэр Ульрих тоже перекрестился, но сказал с сомнением:

– Больно Господь добр. И милосерден.

Тамплиер рыкнул:

– Господь за порядок в этом мире! Что будет, если каждый возьмет мщенье в свои руки?

Сэр Ульрих и сэр Герцель переглянулись, не понимая, что здесь неверное, это же самое то, когда можно самому пойти и сразу вбить гада в землю по ноздри. Я, чувствуя, что Тамплиеру не помешает поддержка, этот гад при всей неприязни ко мне все же ощутит, на чьей я стороне, тоже перекрестился и сказал благочестиво:

– Увы, победит не правый, а сильный.

Оба рыцаря снова надолго задумались, прикидывая, насколько оба сильны, а Тамплиер, не поворачивая голову в мою сторону, чуть подал коня правее и растворился в тумане.

Сэр Ульрих оглянулся и громко вздохнул.

– Все-таки, – признался он, – оставляя вот там неотмщенным моего далекого предка, я чувствую, будто в чем-то его предал.

– Но как? – спросил я. – Ворваться к ничего не понимающим людям и перебить их на том основании, что когда-то их предок убил вашего предка? Между местью и наказанием есть разница: наказывают ради наказуемого, а мщение ради мстящего. Тамплиер прав, оставим месть Господу! Иначе мы сами таких дров наломаем с нашим понятием о справедливости, когда у каждого оно свое…

Сэр Палант перекрестился и заметил с тяжелым вздохом:

– Тот, кто замышляет месть, растравляет свои раны, которые давно бы исцелились и зажили. Да, сэр Ульрих, оставим это Господу.

Глава 5

Тени мертвых снова и снова преграждали путь, однако Тамплиер чертил в воздухе крест и произносил слова молитвы. Призраки сразу же исчезали. Когда появились новые, я поспешил сам сказать те же слова, однако они надвигались, росли и ощутимо наливались плотью.

Тамплиер небрежно начертал в воздухе крест и бросил пару слов, призраки тут же пропали.

Он посмотрел в мою сторону с таким безразличием, что хуже насмешки.

Я пробормотал с напускным смирением:

– Хорошо, что хватает всего начальных слов!

– Хорошо, – ответил он гулко.

Впереди лягушки поспешно прыгали в темную воду и смотрели на него со страхом и обожанием, высунув остроконечные мордочки из воды.

– Иначе пришлось бы плохо, – закончил я. – До конца вы ни одной молитвы не знаете, верно?

Он надменно отвернулся. Я подумал с некоторым раскаянием, что вообще-то зря придираюсь, я сам-то, как и большинство из нас, не знаю и до середины. Мы даже в песнях запоминаем либо припев, либо половину первой строфы.

– Колдуны навели мару, – сказал за моей спиной кто-то из рыцарей, голос незнаком. – На самом деле здесь никакого болота.

– Как же никакого? – возразил сэр Ульрих. – А это что?

– Это кажется!

– Вот макну я вас в это «кажется», – огрызнулся сэр Ульрих, – посмотрим, насколько оно кажется!

Рыцарь сказал поспешно:

– Это только предположение! Одно из.

Чавкающая топь под копытами уступила плотному ковру из мха, что прогибался, но выдерживал вес тяжелых коней с закованными в добротную сталь всадниками. Пошли мелкие кустарники, туман становился все реже, прижимался к земле, делая ее похожей на покрытую грязным снегом поверхность.

Сэр Ульрих вскрикнул, из тумана выступила впереди деревянная башня. Наметился частокол, мы подъехали ближе, сэр Герцлер грязно выругался: у деревянных ворот на заостренных кольях торчат человеческие головы.

– Язычники, – сказал он с отвращением.

– Идолопоклонники, – поправил сэр Палант.

Сэр Тамплиер прорычал:

– Неважно. Мы обязаны со всем милосердием принести им светлую веру Христа! Вперед…

Я прервал резко:

– Приказы здесь отдаю я.

Тамплиер придержал коня, я задержал дыхание, когда эта гора повернулась в мою сторону, движение было угрожающим, но прорычал Тамплиер больше с недоумением, чем с угрозой:

– Но разве вы не это хотели сказать?

– Это должен сказать глава похода, – отрезал я, – коим вы, сэр Тамплиер, не являетесь. Итак, вперед!

Тамплиер тут же подал коня вперед, они грохнулись в ворота, как налетел бы громадный бык на загородку для гусей. Доски разлетелись вдрызг. Мы ворвались следом, в огороженном забором пространстве с полдюжины приземистых лачуг, оттуда начали выбегать звероватые люди в косматых шкурах и с дубинками в руках.

Поднялся крик, на всадников набросились со всех сторон. Из самой крупной лачуги царственно вышел громаднейший мужик, явно вождь, хотя такой же лохматый, нечесаный, в звериной шкуре, но с множеством ожерелий из зубов.

– Бросай палку! – велел я. – И прикажи всем прекратить сопротивление!

Он взревел и кинулся на меня. Я тоже соскочил на землю, уклонился от удара, а дубина просвистела совсем рядом и с чавканьем ударила в мокрую землю.

Толстый, громадный и тяжелый, он размахивал широко и так медленно, что я уклонялся сперва из чувства предосторожности, потом почти забавлялся, а когда он после очередного промаха завалился так глубоко, что почти проскочил мимо, я с наслаждением ударил по затылку и пошел вперед, раздавая жестокие удары.

Эти косматые набрасывались по двое-трое, но все двигались, как мухи на морозе, я бил сперва коротко и точно, потом уже и размашисто, понимая, что все равно опережаю всех в реакции, в движениях.

Когда я совсем уж обнаглел и потерял осторожность, со сторожевой башни прыгнул прямо на голову сторожевой воин. Я едва удержался на ногах, торопливо вскинул руки и, не глядя, ухватил его за голову раньше, чем он успел сжать пальцы на моем горле. Шея хрустнула, я швырнул обмякшее тело в напирающую толпу.