Ольга Романовская - Будни тёмного мага

Даже ругать Сира не осталось сил.

Апатия. И мучащие противоречия: может, не следовало её слушать? Она ведь не понимала, во что ввязывается, а я-то знал! И потворствовал. Что, отобрать нож был не в состоянии? Был — а помог умереть, добил.

Муж или тёмный маг? Я прекрасно знал ответ. И отец мой знал…

Утешил себя тем, что сделал всё чётко. Дана и не почувствовала.

Покосился на нож, разжал пальцы. Падая, он царапнул по руке — пускай.

Поднял голову, посмотрел на сына:

— Ты должен был сказать.

Да он и сам это понимал, как и понимал, почему я так поступил. Надеюсь.

Если бы я нашёл её письмо раньше!

Провёл пальцами по волосам Оданы, вглядываясь в остекленевшие глаза, потом постарался отрешиться от чувства вины и понёс свою скорбную ношу домой. Душа ещё крепко связана с телом, я сумею.

Легкомысленная, это ритуал для мага и помощника, то есть для людей с даром. А Дана… Она же не выберется, её банально не пустят. Можно подумать, что грань — бульвар для прогулок! Местные демоны утащат её, беззащитную, и всё.

Так, спокойно, пока она ещё жива. Для тебя жива. Вот если связь истончится, тогда можешь выть.

Крепла и росла ненависть к медирским родственникам Оданы: они отняли её у меня, они виновны в случившемся. Наверняка просили помочь. Пожалуй, навещу их. И если отыщу в воспоминаниях хоть один намёк… Даже если не отыщу. Кто-то должен ответить.

Постарался отрешиться от чувств: они будут только мешать. Попросил Сира ассистировать: заодно посмотрит. Да и мать всё-таки…

Марта и Анже покосились на окровавленную Одану у меня на руках. Одинаково, так, будто я её убил. Это неприятно кольнуло: вот, значит, как вы ко мне относитесь!

А ведь убил…

Хадершет, да не для опытов, не из ревности, не со злости! Хоть ты, Анже, подумай: разве я мог?!

— Потом объясню. И не надо поминать Светоносного! Но молиться, Марта, молись, чтобы сумел вернуть. Если что, поживи с детьми. Деньги… Деньги через Сира покажу.

Даже кухарка поняла, на что я намекал. А я и не скрывал: могу не вернуться. Или не захочу возвращаться.

Сбежавшиеся на причитания Марты дети молчаливо переводили глаза с Оданы на окровавленный нож в руках Элькасира. На него, к слову, никто не подумал, исключительно на меня. Но ни Рэн, ни Орфа не осуждали: просто констатировали факт и не понимали, зачем это понадобилось.

Быстро прошёл в кабинет, велел Сиру плотно закрыть дверь.

Интересуешься некромантией? Смотри!

По моей указке сын достал нужную книгу, начал читать. Я старался запомнить каждую деталь, одновременно готовя всё к ритуалу.

Аккуратно положил Одану возле зеркала, снял с шеи амулет, надел на неё. Подумав, прикоснулся к телу кольцом, втягивая смерть.

Да, пусть лучше будет у неё на пальце.

Ещё тёплая, но кожа трупа быстро стынет…

Правильно, именно так её и нужно воспринимать — как абстрактное мёртвое тело. Твои самобичевания и беззвучные стенания делу не помогут. Да и не при свидетелях, пусть даже свидетель — собственный сын.

— Так, сейчас ты выйдешь. Зайдёшь минут через семь, будешь следить за моими глазами и пульсом. То, что взгляд застывший будет, — это нормально, как и замедленный пульс. А вот если он и вовсе пропадёт, а глаза закатятся, окликнешь меня. Ментально, разумеется. Только очень громко. Обязательно дождись ответа. Если и после третьего окрика его не будет, ничего не делай, никуда не лезь. Все когда-то умирают, а мы… — я усмехнулся, — мы и сами смерть, и вечно ходим по лезвию ножа.

Элькасир сглотнул, испуганно взглянул на меня, попытался возразить — пришлось насильно заставить покинуть помещение.

Руки трясутся…

Рога Тьхери, это самая важная и сложная вещь в моей жизни. Даже если она окажется лебединой песней, я не обману ожиданий супруги. Ты вернёшься, несчастье моё, обещаю!

Сбросил покрывало с зеркала, коснулся его, вызывая лёгкую рябь. Закрыл глаза, пытаясь поймать исходящие от него волны. Обычное зрение всё равно пока бесполезно.

Вот он, холодок, щупальцами вцепляющийся в сердце.

Зеркало активировалось, значит, теперь знак, цепочки рун, связывающиеся в полукруг, едва слышным шёпотом срывающиеся слова. «Отдаю себя грани…». И всем своим существом, мысленно широко раскинув руки, оставив якорь-зацепку в этом мире (надеюсь, крепкую) позволил душе покинуть тело и устремиться вслед за душой Оданы, уже утонувшей в зазеркалье.

Ниточка держит, я жив, но если сделаю что-то не так… Безусловно, опыт не пропьёшь, но не все некроманты возвращаются. А я всё же не некромант.

Если что, и тела не останется. И умру дважды. За особые возможности — особая «честь».

Грань, встреча с ней не окажется незамеченной.

Невыносимая боль налила грудную клетку, я с трудом дышал. Мог бы — не дышал вовсе. Буферное пространство сегодня на редкость неласково, сминает кости, с особым усердием сдавливает, сплющивает. Его задача — убить меня, превратить в дух. Либо заставить повернуть. Но, драконья печёнка, я не сделаю ни того, ни другого.

Сжав зубы со скрежета, борюсь с болью, с отсутствием воздуха, с бешено пульсирующей в висках кровью, казалось, готовыми вытечь глазами. Да, теперь я открыл их: грань полна сюрпризов. И не все их почувствуешь. А, пока жив, мне доступны оба вида зрения.

Вязкий зеркальный лабиринт стремиться удержать, заставить свернуть не туда, но он мне знаком. Более-менее. В четвёртый раз иду.

Без зеркала бы не смог: увы, с помощью крови и энергетических разломов окно в тот мир открывать не умею, только с помощью артефакта Белого магистра однажды оживил покойничка. И не желаю учиться, признаться: истинные некроманты с рассудком не дружат. Да и работёнка паршивая.

Так, связь с телом цела — самое главное. Её ни в коем случае нельзя потерять, нужно постоянно посылать импульсы, стимулируя работу органов.

Вот уже и туман. Нырнуть в него, рассекая серое безвременье тишины. Там часто теряются, потому что исчезают все ориентиры. И боль, к слову, тоже.

Мне нужно тепло. Поймать след и идти по нему.

Грани не нравится самоуправство: она опять начинает игру, но я выигрываю. Я не отдам себя ей, я сильнее.

Всё, морок рассеялся, я стою посреди унылой равнины. Где-то здесь душа Даны, душа того мальчонки и злосчастный артефакт. Никогда не был ловцом, не уверен, что получится обмануть ловушки. Но выбора нет: лучше уж я, чем жена навсегда и безвозвратно погубит себя.

Проверил запас энергии — хоть он радует.

Кольцо должно помочь Одане даже после смерти: не позволит просто так разодрать душу на кусочки, превратить в часть тумана, периодически накрывающего загранные пространства. Станет частью Загранья. Оно, увы, мне совсем не подвластно. Если по грани (или Грани, как уважительно называют её многие) я ходить могу, недолго, но всё же, то там на равных правах с душами. То есть труп, холодный и склизкий в вещном мире, и что-то бесформенное здесь.