Татьяна Шуран - Матка

За стенами дома притих облачный полдень; повсюду разливался мягкий свет и прохладный ветер. Черона вышла на пыльный пятачок перед домом, откуда некогда начала исследование человеческого плана, и впервые осторожно, поскольку шагать было больно, отправилась по неровной горной дороге, уводившей вниз. Ветер овевал ее фигуру, подсушивая кровавые следы. В этот момент Черона приняла еще одно бесповоротное решение в своей жизни. Она пообещала себе, что однажды вернется в этот дом, вернется хозяйкой, и все будет по-другому.

Из книги Чероны-Бели "Открытие памяти":

Впоследствии, с опытом проведения различных вариантов заговора я поняла, что сам по себе обряд не предполагает конкретной цели и представляет собой независимую, нейтральную технику, набор практических средств для прикосновения к неведомому, для расширения человеческих возможностей до неопределенных пределов, превращения в неизвестно что. Спектр задач, которые решаются с помощью заговора, неисчерпаем, как сама жизнь. В частности, вариант, который я неосознанно предпочла при первой попытке и который никогда не видела в исполнении отца, позволяет задать вопрос или высказать какую-нибудь просьбу, после чего абсолютно любой запрос выполняется — алгоритм элегантный, парадоксальный, незатейливый и совершенный… Со временем я поняла, что каждый практик выбирает способ действий, созвучный его собственной природе; в свою очередь, обряд выстраивается таким образом, чтобы наиболее полно выразить сущность исполнителя.

Вытащив каменную сеть, я окончательно прервала какую бы то ни было связь с каменной расой, Заповедной Высотой и всеми прельстительными для обычного человека искушениями и пугающими опасностями, которые они олицетворяли. Но этот разрыв означал также начало беспощадного поединка. Именно с моей причастностью к миру родителей было некогда связано решение оставить мне жизнь; они опасались, что моя смерть разрушит систему, выстроенную в ходе последнего эксперимента отца на физическом плане: Заповедная Высота, Вторая форма и я — все мы составляли неразделимое целое. Однако после утраты контроля надо мной у родителей пропало основание сохранять мою жизнь: избавиться от меня стало не только желательно, но и необходимо. Впрочем, как показали дальнейшие события, опасения родителей относительно роковой роли, которую я сыграю в их жизни, оказались вполне справедливыми: мое отречение от них нарушило равновесие системы и в конечном итоге привело к их смерти.

III. Самая совершенная

7. Испытание

Старатели.

Мир изменился незаметно. Никто в точности не понял, когда началось вторжение каменной расы. Обстоятельства разрушения Божиярска, так называемой Божиярской катастрофы, не получили официального объяснения; информация об угрозе, связанной с необъяснимым происшествием, осталась известной лишь сравнительно узкому кругу профессионалов в определенных областях, и к тому же не позволяла сделать никаких практических выводов. Исчезновение города быстро забылось; точно так же остались необъясненными и незамеченными первые нападения роя на другие города; понимание происходящего не пришло и после того, как сообщения о причудливых явлениях, которые прежде считались бы невозможными, стали привычной частью новостных сводок, а словечко "габбро" прижилось в повседневной болтовне.

Для каждого существовал свой момент вторжения габбро, а именно — когда зло впервые коснулось его лично. Разрушение дома, гибель близких, знакомых, тяжелые травмы, стресс, спасение по счастливой случайности, все невзгоды жизни изгнанника, беженца вызывали у людей состояние озлобленности, апатии, паники, но осознание необратимых перемен, произошедших в самой материи мира, не появлялось. Жертвы новой стихии продолжали ждать возвращения прежней жизни, продолжали требовать, чтобы их защитили: правительство, армия, врачи — словно люди другой профессии были существами иной природы. Поэтому лагеря беженцев вскоре пропали в недрах земли вслед за городами; спасение — ненадежное, временное, обрели только те, кто нашел в себе решимость бесповоротно распрощаться с прошлым.

Основным принципом немногочисленных групп беженцев, которым удалось сохранить организацию и хоть сколько-нибудь конструктивные приоритеты в обстановке тотальной хозяйственной разрухи, развала всех социальных структур, массового бегства без определенного направления, криминального произвола и мародерства, стало непрерывное движение. Люди укрывались в передвижных лагерях, состоявших, как правило, из танков, бронетранспортеров и оснащенных военной техникой грузовиков — другие машины, вроде туристических автобусов или внедорожников, имели вспомогательное значение, поскольку были более удобными, но менее надежными. Колонна блуждала между разрушенными городами, чтобы пополнить запасы продовольствия, топлива и лекарств; во время остановок велось постоянное дежурство, и в случае нападения габбро машины немедленно разъезжались в разные стороны, чтобы позже встретиться в заранее условленном месте, поскольку единственным средством спасения от роя был побег насколько возможно малочисленными группами по насколько возможно непредсказуемому маршруту.

Участники подобных сообществ объединялись спонтанно, по необходимости, и в былые времена считались бы совершенно разными людьми: по возрасту, профессии, характеру, привычкам — но теперь они стали во многом похожи. Всем пришлось на практике освоить два новых обязательных навыка — медицину и военное дело; все пережили безвременную смерть близких и научились игнорировать воспоминания; всех непроницаемой стеной окружала неизвестность.

Однако каждое столкновение с габбро неизбежно уносило жизни нескольких, порой нескольких десятков странников; единственной надеждой на продолжение сопротивления был поиск оставшихся в живых жертв и их присоединение к лагерю, поскольку речь шла о физическом вымирании людей. Все окружающее пространство непрерывно прослушивалось и просматривалось с помощью всех доступных средств наблюдения, не столько с целью определить местонахождение роев по характерным помехам в эфире — как правило, габбро нападали из четвертого измерения, вычислить которое не удавалось, — сколько в надежде уловить хоть сколько-нибудь информативные сигналы от других беженцев, и нередко самый сомнительный шанс найти выживших людей служил достаточным поводом для решительной смены маршрута и рискованных поисковых мероприятий.

И все же число людей сокращалось со скоростью, в которую трудно было поверить. Изуродованные землетрясениями города превратились в гигантские гнездилища габбро, эфир, как и землю, поглощала пустота и тишина, и в какой-то момент возникло ощущение неотвратимости смерти — не отдельного человека, но всего человечества, смерти, которая сделает все испытания и жертвы напрасными.