Тэд Уильямс - Марш Теней

Феррас зажал нос и шагнул в домик. Свет проникал сюда только через дверь. Единственное окно закрывала ставня, поэтому сначала пришлось привыкнуть к полумраку.

Вдова была одновременно и мертвой, и живой.

Нет, не на самом деле живой. То, что лежало посередине присыпанного соломой грязного пола — Феррас не сразу понял, что тело повернуто лицом вниз, — шевелилось. Мухи, жуки, другие насекомые, каких он раньше не видел, полностью покрывали человеческую фигуру, превращая ее в блестящую шевелящуюся массу. Лишь несколько клочков седых волос напоминали о той, кому раньше принадлежало это тело. Зрелище было жутким, но при этом извращенно возбуждающим. Вспоминая это ощущение, Феррас испытывал стыд, но память осталась с ним навсегда и отравляла жизнь.

В полумраке комнаты женщина казалась одетой в блестящую черную броню, в железный панцирь. О таких доспехах рассказывал священник на празднике: в них хоронили героев, чтобы те могли достойно встретиться с богами…

— Что с вами, капитан? Вы не больны? Что-то случилось?

Вансен лишь тряс головой: он никак не мог прийти в себя и ответить на вопросы Коллума Дайера.

День выдался странный, полный удивительных сюрпризов. Вдоль дороги росли яркие полевые цветы, что само по себе было странно для этого времени года. Цветы низко склонялись под сильным осенним ветром, к которому они не привыкли. Чуть позже отряд миновал безлюдную деревню. Вансен и его воины остановились и свернули с дороги, чтобы напоить коней. Деревенька была совсем маленькая. Такие часто пустеют, если высыхает единственный колодец или приходит чума. Но сейчас по всему было видно, что в деревне совсем недавно жили люди. Вансен стоял среди опустевших домов, держа в руках резную деревянную игрушку — такую чудесную лошадку ни один ребенок не бросил бы, — и все больше убеждался в том, что в здешних спокойных местах случились странные перемены. Внимательно оглядев окрестности, он отбросил сомнения и решил, что и пустая деревня, и цветы не по сезону — не случайность.

Простиравшаяся перед отрядом долина, в отличие от деревеньки, кипела жизнью. Однако жизнь эта странным образом напоминала то, что Вансен когда-то наблюдал в домике вдовы. Все цвета вокруг казались… неестественными. Сначала Феррас не мог понять почему: у деревьев коричневые стволы и зеленые листья, трава начала желтеть, как всегда осенью перед приходом дождей. Но что-то было не так. Какая-то странная игра света. Она возникала на первый взгляд из-за низких облаков.

День выдался пасмурным и холодным, но Вансен чувствовал, что причина в другом. Долина выглядела какой-то размытой и маслянистой.

Отряд въехал в долину. Вансен обратил внимание, что лесистые склоны холмов имеют необычный оттенок: их покрывали густые заросли ежевики, вытеснившие остальную растительность. Такие же кусты виднелись по всей долине и даже на обочине Сеттлендской дороги. Листья ежевики были очень темного цвета, почти черные. Но при внимательном рассмотрении они имели разные оттенки: пурпурный, темно-синий и даже темно-серый. Эти цвета переливались, листья блестели, точно виноград после дождя, а вьющиеся ветви таили в себе угрозу, словно спящие змеи. От холодного порыва ветра деревья и кусты закачались, как почудилось Вансену, гораздо сильнее обычного; словно они жили своей собственной жизнью, подобно жуткому ковру из насекомых в домике мертвой фермерши.

На вьющихся стеблях росли грозные колючки длиной в полпальца, а их цветы были еще более странными: огромные, бархатистые, напоминавшие кочаны капусты, черные, как сутана священника из храма Керниоса. Создавалось впечатление, что долина покрыта черными розами.

— Что это такое? — спросил Дайер сдавленным голосом. — Никогда не видел ничего подобного.

— Я тоже. Бек, вы узнаете эти места?

Лицо купца было бледным и безучастным. Казалось, он увидел в реальности то, что долгое время являлось ему в зловещих снах.

— Нет, — ответил он и покачал головой. — Когда мы… когда они пришли… вокруг не было ничего необычного. Только туман, я же вам говорил. Огромная полоса тумана.

— Вон там, на холме, стоит дом, — сказал Вансен. — Деревянный. Может быть, съездим туда и посмотрим, нет ли там кого?

— Всюду колючие заросли. — Дайер уже не шутил. Судя по его голосу, ему не скоро захочется веселиться. — Никого не осталось. Та деревня, где мы были, тоже опустела, и мне ясно почему. Кто станет дожидаться, пока эта мерзость доберется до них? Незачем ходить, никого там нет.

Вансен и сам так думал, поэтому испытал облегчение. Ему вовсе не хотелось пробираться в заброшенный дом через колючие кусты, которые издавали звуки, подобные вздохам, и раскачивались на ветру.

— Ты прав, — ответил он. — Тогда поехали дальше, не станем разбивать здесь лагерь.

Дайер кивнул. Ему очень не хотелось задерживаться здесь. Глаза Реймона Бека были закрыты — он молился. Они молча пересекли долину, оглядываясь по сторонам, словно ехали не по знакомой Сеттлендской дороге, а через чужую дикую страну. Теперь холмы возвышались ближе друг к другу. Огромные цветы по-прежнему покачивались, но уже слегка, как будто к ним прикасались невидимые руки, и Вансену мерещилось, что их окружают шепчущиеся наблюдатели.

Заросли черных кустов закончились, и, к огромному облегчению Ферраса и его отряда, воины выехали на простор. Правда, лес вокруг был необычно тих.

«Что же отпугнуло и выгнало отсюда даже птиц? — удивлялся Вансен. — То же, что унесло с собой караван? Или я все выдумываю? А вдруг чума, уничтожившая деревню, передалась животным и птицам? У животных чутье куда лучше нашего».

Низко нависшие тучи превратили обычную дорогу в потусторонний пейзаж, а мрачное настроение Ферраса усугубляло впечатление. Он пытался представить себе, как выглядели эти места до появления людей.

«Сумеречное племя, если верить рассказам, жило тут задолго до прихода наших предков. Чем они занимались? О чем подумали, когда впервые увидели дикие племена, появившиеся из-за моря или спустившиеся с южных гор? Боялись ли они нас? Естественно, — размышлял он, — сумеречные существа должны были испугаться пришельцев. Со временем те отобрали у них земли. А когда-то все здесь принадлежало им».

Впервые эта мысль пришла ему в голову еще в детстве. Однажды он забрел слишком далеко от дома. Солнце уже закатывалось за холмы, и на долины опустилась тишина, пугающая и таинственная. Свет стал меркнуть, и небо словно задержало дыхание перед тем, как загасить свечу. Тогда, в темноте, в памяти всплыли сотни услышанных историй, и Феррас подумал: «Все это принадлежало им, другим людям. Древнему племени».