Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга цены

— Я не человек и ничего им не должна. А если и должна была, то со всеми долгами сполна рассчиталась. И тебе советую поступить так же. Жалость — вредное чувство. Жалеть нельзя никого и никогда.

— А если случиться так, что… ты бы пожалела меня?

— Тебя? — Мика усмехнулась. — Лучше не рассчитывай.

Коннован

— Останься, пожалуйста, — Тора сидела, обнимая колени, на правом лиловое пятнышко синяка, на левом — царапина. Один носок съехал, а бант развязался. Обычный ребенок… ну почти обычный, и совсем не ребенок.

— Зачем тебе возвращаться? Там будет больно. Там тебя не ждут.

— Ждут.

— Нет, не ждут, — Тора подвигает поближе мяч. — Я знаю, я слышала, как ты звала, звала, а тебе не отвечали.

— Может, просто не слышали.

— Слышали. Я помогала. Останься, Коннован, здесь тебе никогда не будет больно, я обещаю.

— Лучше ты со мной.

— Не могу, туда мне нельзя, там по-другому все. Там больно, — она вздыхает и трет ладошкой расцарапанную коленку. — И барьер.

— Какой?

Про барьер я слышу впервые, хотя нахожусь на базе довольно давно, впрочем, понятие времени здесь весьма условно. База — место на редкость постоянное, все те же плюс двадцать один по Цельсию, без десяти двенадцать по Гринвичу и горячий чай с земляничным вареньем. Правда варенье иногда клубничное, иногда вишневое и совсем редко черничное. Наверное, на самом деле варенья не существует, как и чая, и булочек с хрустящей корочкой с темными пятнами жженого сахара, и сервиза из белого фарфора… да и меня самой.

Мысли не самые успокаивающие, и чем дольше я находилась на Базе, тем сильнее хотелось домой.

— Барьер есть, но только для меня, или это не барьер? Здесь и там — разные кубики, которые катятся по столу, иногда один больше, иногда другой. — Тора снова говорит непонятно, но я привычно слушаю, пытаясь запомнить все сказанное. Потом пригодится, будет чем оправдать провал задания.

— Ты не хочешь остаться, — Тора вслушивается в тишину. — Тебе не нравится здесь… и меня ты боишься. Не всегда, временами, а временами жалеешь, хотя я не совсем понимаю, что это такое. А себя не жалеешь. Ты хорошая…

— Ты тоже.

— Спасибо. Хочешь, я построю для тебя дверь? Так далеко туда, кого ты звала, чтобы услышал?

Не сразу вникаю в суть предложения, порой речь Торы становится весьма странной, а поняв, соглашаюсь.

— Хочу.

— Хорошо, — она встает, подходит к стене и, положив руки на зеленую поверхность, предупреждает. — Больно будет. Очень больно, там другие законы, я не помогу… и двери сама не строй, у тебя плохо получается. Только сюда если.

Тут она права, мои двери возникают, но зачастую ведут совсем не туда, куда я желала попасть, да и сомнительно, что там, во внешнем мире, мне удастся этот фокус.

— А почему нет? — спрашивает Тора, и я верю. В конце концов, ей виднее. Постепенно на стене вырисовываются контуры двери, медленно, заметно, что Торе не хочется отпускать меня.

Дверь наливается характерным металлическим блеском… сначала появляются петли, потом замок и в последнюю очередь кривой подернутый ржавчиной запор. А ручки нет, ну и не надо, и без нее обойдусь. Тора отступает в сторону и, требовательно дернув за рукав, говорит.

— Ты скажи, чтобы больше сюда не ходили, ладно? Тебе можно, другим нет. Там и здесь — разное, если кубики столкнуть, они сломаются. Передай, хорошо?

— Обещаю.

Дверь открывается медленно, с тягучим, действующим на нервы, скрипом. Тора не пытается помочь, но и не мешает.

— Смешная ты, — говорит она напоследок. — Жалко…