Вероника Иванова - Узкие улочки жизни

Убийца стоял здесь и не оставил следов мыслей. Ни о чём не думал? Ерунда! Должны были сохраниться хотя бы каркасы эмоций, он же не в магазин ходил за полдничной порцией молока. А вот здесь он, наверняка, поднимался... Тоже ничего. Полнейшая пустота. Неужели на этой площадке не было никого, кроме Доры и того, кто обнаружил труп?

Постойте-ка, ещё один след. Ведёт наверх, на третий этаж. К квартире Доры, надо полагать? Точно. Шлёпает по всем ступеням, но не доходит до дверей, зато ковёр на площадке заметно притоптан. Кто-то находился здесь достаточно долгое время. Убийца ждал жертву? Может быть. Хотя... Тёмные пятна на ковре еле заметны. Если здесь кто-то и стоял, то его плащ должен был высохнуть полностью ещё до того, как фроляйн Лойфель вошла в подъезд. А если верить следам на второй площадке, убийца был мокрым. Или там наследил случайный свидетель? В любом случае, стоит прощупать и этот след.

Вот так, на карачках, и работаешь всё время, задницей кверху. И вид непристойный, и результат... Неудовлетворительный. Опять пусто. Тьфу на вас на всех!

Я сел передохнуть и вытер об ковёр руки. Интересно, это меня вдруг заклинило или любой другой сьюп тоже ничего не обнаружил бы? Непонятная странность. Вот этот след рядом, он чей? Судя по тому, что не откликается на прикосновение, он принадлежит тому неизвестному. Или другому, если их, и в самом деле, было двое. А вот судя по отпечатку... Господь милостивый! Это же я здесь прошёл! Вон, даже контур каблука ясно различим. Но мой личный след и не должен читаться, поскольку специально защищён пластиком. Так почему же...

Ну я и кретин! Убийца тоже был в бахилах! Или, на худой конец, в чём-то с резиновой подошвой, потому что резина тоже чудесно экранирует мысленную активность. И какой можно сделать из этого вывод? А никакой.

На улице у нас что? Нет, не только полтора десятка полицейских, но ещё и дождь. А в дождливую погоду многие люди предпочитают надевать непромокаемую обувь или галоши, верно? Но всё-таки...

— Можете приступать к своим обязанностям, — выходя из подъезда, ответил я на вопросительный взгляд Берга. — Но у меня есть личная просьба. Обратите особое внимание на следы, и если это возможно, установите, чем они оставлены, обувью или пластиковым чехлом.

Йоаким принял из рук младшего офицера папку с результатами предварительной экспертизы и вернулся к столу, за которым я безуспешно пытался победить сразу двух врагов, одинаково сильных, но при этом по сути, взаимоисключающих: сон и нетерпеливое ожидание.

— Есть что-то?

— Сейчас узнаем. — Герр старший инспектор медленно просмотрел все строчки отчёта и поднял удивлённый взгляд на меня. — Ты будешь смеяться.

— Не уверен.

— Обнаружены отпечатки и галош, и кусочки полиэтилена, из которого делают защитные чехлы для обуви. Это, разумеется, помимо твоих.

Не ожидал такого результата. Вернее, допускал, но чертовски не хотел его подтверждения. Я наивно надеялся, что будет либо то, либо другое, тогда по всем фактам выходил бы один преступник, а теперь что получается? Их точно было двое. Но действующих заодно или самостоятельно? Хороший вопрос. Найду на него ответ, возможно, приближусь к разгадке странного состояния фроляйн Лойфель перед смертью.

— На третьем этаже есть только следы бахил?

— Угадал.

Этот человек пришёл раньше Доры и, по всей видимости, ждал её некоторое время. Он никуда не торопился, спокойно укрыл ботинки пластиком, поднялся наверх, потом спустился. Но вот вопрос, спускался ли он, чтобы убить или просто уйти?

— А следы галош? Где они заканчиваются?

— На второй площадке. Субъект не поднимался выше.

— И это не следы того, кто обнаружил тело?

— Нет. Дама, которая позвонила в полицию, носит совсем другую обувь.

Вошёл, поднялся, дошёл до остывающего тела или ещё живой Доры, немного постоял и ушёл. И он тоже мог быть убийцей. Два варианта, каждый из которых интересен по-своему.

Человек, в дождь надевающий галоши, ведёт себя вполне обычно, спору нет. А вот тот, кто заранее и нарочно заботится о том, чтобы не оставлять следов, причём следов особых, предназначенных исключительно для нюха сьюпов, субъект по определению опасный. Хотя бы тем, что стремится скрыть свои намерения.

Так кто же? Первый? Второй?

— В котором часу произошло убийство?

— Примерно в четверть третьего, плюс-минус пять минут.

— За точность экспертизы ручаешься?

Берг обиженно надулся:

— Как за себя самого.

Хорошо. А вот я бы за себя, к примеру, не стал ручаться.

Четверть третьего, значит? Из лавки Аньяри лично я ушёл без пятнадцати два, в половине третьего добрался до салона и занялся собственным туалетом, а в три уже позвонил герр старший инспектор. Оперативно, ничего не скажешь.

— Во сколько обнаружили труп?

— В два тридцать пять. Фрау Клозе, работающая в бюро на втором этаже, как раз возвращалась с обеденного перерыва.

Любопытно. Насколько мне известно, люди, работающие с чертежами, обычно аккуратны и пунктуальны. Хотя встречаются и ужасающие исключения, но буду надеяться, что сегодня удача улыбнётся мне хотя бы разок.

— Можно с ней поговорить?

— Конечно, почему бы и нет.

Берг послал первого же подвернувшегося под руку полицейского за единственной свидетельницей происшествия, и судя по тому, насколько охотно герр старший инспектор откликнулся на мою просьбу, что-то во всём этом деле было нечисто.

Фрау Марта Клозе оказалась женщиной средних лет и средней внешности, немного напоминающей школьную учительницу, но с блеском в слегка близоруких глазах. Видимо, корпение над кульманом приносило ей больше внутреннего удовлетворения, чем, например, общение с людьми.

Тряхнём стариной, инспектор Стоун? Возражений со стороны коллеги не наблюдается, стало быть, моим намерениям дан зелёный свет. Давненько я не проводил опрос свидетелей, давненько... Только в моём служба в полиции — хуже езды на велосипеде. Не забывается. Никак не позволяет забыть.

— Вы давно работаете в этом бюро?

— Да, уже три года.

— И всё это время бюро располагается на Альтербрауерштрассе?

— Да.

— Значит, вы были немного знакомы с фроляйн Лойфель?

— Угрюмой женщиной сверху? — Невольно уточнила свидетельница. — Если это можно назвать знакомством. Она не жаловала людей.

— И вы тоже не стремились наладить отношения?

— Зачем? Если человек не хочет, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь, зачем с этим спорить?

Логично. Но лучше бы ты призналась, что нелюдима настолько же, насколько таковой была Дора. Право, это было бы честнее.