Ирина Сыромятникова - Монтер путей господних

«А может, причина глубже. Для того, кто видел короля Гирейна, Хаино слишком хорошо выглядит, значит, он очень сильный маг. Возможности старых волшебников — сложная тема. Нам на курсах вообще советовали избегать контактов с патриархами — повышенная чувствительность, вспышки интуиции и все такое. Даже я иной раз действую по наитию, что уж говорить о нем».

Такие мысли Лаванде не нравились. Не может ли так случиться, что о ее побеге сектант узнает раньше нее самой?

«Гипертрофированная интуиция — это еще не ясновидение. Где-то я читала, что формулы, позволяющие увидеть событие в будущем, отрицают сами себя. Значит, он не знает наверняка, скорее испытывает своеобразное дежавю, словно происходящее с ним уже случалось. Поэтому он и мечется: присутствие врага ему очевидно, а вот мой образ недоступен. — Выходит, что до сих пор ее защищала собственная наивность: до тех пор пока она не решилась на побег, будущее оказывалось слишком многозначным для прорицателя (либо Лаванде вообще не дано сбежать, но об этом варианте белая думать отказывалась — оптимизм и еще раз оптимизм!). — Нужно изгнать из сознания всякую мысль о поспешном уходе. Хаино должен пасть первым! До инфаркта ему, прямо скажем, недалеко. А я буду следовать естественному рисунку событий».

Деятельная натура Лаванды протестовала против такого решения, но белая умела проявлять твердость. Дни шли за днями, а Посвященный оставался в Финкауне. Временами он куда-то уходил, сопровождаемый двумя измененными, но большую часть времени проводил со своей паствой, восстанавливая пошатнувшееся доверие. У него явно были планы, но реализовывать их он предпочитал сам (единственная по-настоящему надежная защита от доноса). Лаванда скрупулезно вела учет периодам его отсутствия, осматривала подошвы ботинок и даже обнюхивала сюртук (ей показалось, что манжеты испачканы каким-то белым порошком). Тренированные чувства шпионки ловили слабые признаки ворожбы (а может, остатки чистящих заклинаний). Время от времени Хаино уводил с собой Адарика, но расспрашивать о происходящем фанатичного алхимика шпионка не решалась. Собственная интуиция Лаванды перепуганной птицей колотилась в груди.

«Заложить их я всегда успею. Актуальнее разобраться, как секта собирается повернуть ситуацию в свою пользу. Если отталкиваться от худшего, на ум приходит древний артефакт, про который проболтался Хаино. Вдруг он и вправду существует? Те штуки, которые Посвященный называл Ключами, выглядели весьма правдоподобно. Искусники и волшебство! У любого здравомыслящего мага от такого сочетания волосы встают дыбом».

Белая не помнила ни одного начинания сектантов, окончившегося добром, всегда и во всем обнаруживалась закавыка. И дело было не в лютой злонамеренности, просто радетели света и справедливости отказывались принимать в расчет какую-то важную составляющую реальности. Это означало, что шпионке предстояло проникнуть в суть происходящего самостоятельно, не опираясь на выводы Хаино.

«Допустим, что Дэрик с его рассуждениями о резиночках был более откровенен, чем его Учитель. Наш мир насильно притянут к Потустороннему, а каналы черных Источников — нити, ведущие во Тьму. Что в таком случае может сделать артефакт? Логически рассуждая, попытаться рассечь все связи разом (не будем пока обсуждать как). Вряд ли это избавит мир от нежитей (у них и Источников-то нет), а вот удар по магам может нанести вполне реальный. Тысячи (а хоть бы и сотня) колдунов, разом потерявшие Силу! Да они рехнутся от негодования. Ликвидировать эту штуку — значит устранить критическую угрозу, и пусть потом Искусники со своими Ключами поцелуются. Но что, если Дэрик… гм… скажем так: был информирован частично? И таинственный артефакт действительно ворота во Тьму?»

К каким последствиям может привести заигрывание с подобной штукой, Лаванда предсказать не бралась, но в способность Хаино здраво оценить последствия не верила. Значит, в самом скромном случае полковнику Килозо предстояло явить общественности образец древнейшей магии, а если повезет — предотвратить масштабную катастрофу.

В глубине души настоящего агента живет романтик, потому что никакие деньги и почести не компенсируют годы жизни, потраченные на притворство. Лаванда любила свою работу, и теперь открывшаяся перспектива захватила ее целиком.

«Белая, спасающая Ингернику… Почему бы и нет? Мое имя поставят в один ряд с именами Роланда Светлого, Дайлаша Кибуни или Кена Арака. Ну и что, что двое из трех черные? А теперь будет пятьдесят на пятьдесят!»

Возможно, открывшаяся истина окажется столь ужасной, что ей придется идти на прорыв, наплевав на способности ясновидящего эмпата…

«В этом случае награду я рискую получить посмертно. Нет, надо ждать. Он не может контролировать весь мир. Рано или поздно реальность сама даст мне удобный способ и повод, требуется лишь его распознать и не упустить. Будем сохранять спокойствие».

В результате шпионка целыми днями упражнялась в вышивании и старалась убедить себя, что вынужденный отдых ей нравится. На глазах белой все время болтался Сэм — то ли тянулся к родственной душе, то ли тайком присматривал (не забывать, что он все еще сектант!). Поток избранных гостей прекратился, Хаино изолировался от окружающего, не просто перестав общаться с соратниками, но и вообще оборвав всякие контакты вовне (что для белого было совершенно немыслимо). Ощущение кризиса поднимало в душе Лаванды душную волну давно забытых чувств — она больше не могла воспринимать происходящее как игру, продолжение противостояния грозило ей нервным срывом.

Как-то вечером Посвященный предложил «дорогой Касси» прогуляться. Шпионка не решилась возражать. Оказалось, что гулять в вонючем парке предстоит не только ей одной. Под бдительным присмотром измененных у черного входа собралась необычная компания: невозмутимый Хаино, растерянно хлопающий глазами Сэм и нервно дергающий щекой Адарик (единственный, кто пришел с багажом — увесистым кожаным чемоданчиком). Посвященный приветливо кивнул Лаванде и запер дверь, оставив ключ в замке.

Никому ничего не объясняя, Хаино повел странную группу через город. Мнимая мисс Табрет старательно семенила за предводителем и лихорадочно пыталась сообразить, что происходит. Присутствие алхимика наводило на мысль, что Посвященный направляется к объекту своих тайных интересов. Но зачем ему она и Сэм? То ли хочет приобщить к великому делу, то ли из виду боится упускать. Лаванда поняла, что назревает событие, которого она так долго ждала: нечто, что подвергнет их опасности, смешает планы и даст ей, наконец, возможность действовать.