Алина Белова - Сказание второе: Плач Волка (СИ)

При дуновении ветерка на поверхности камней появлялось нечто, похожее на древние руны, нанесённые странной краской, больше напоминавшие кровь. Камышовый Кот даже не взглянул на них. Он и без того знал, что значили эти символы, хоть и были они написаны на неизвестном ему языке. "Рождение", "Смерть", "Безумие", "Любовь" и "Пламя" - вот что символизировал каждый из камней. А в самом центре был собран давно потухший костёр, когда-то означавший саму Жизнь.

Правый, заметив появление своего брата, радостно завилял хвостом и затрусил к Эйду. Камышовый Кот лишь приветливо улыбнулся ему в ответ и потрепал сарка по густой гриве. Юноша почувствовал, что успел не на шутку испугаться - что, если с Правым могло что-то случиться здесь, когда Хазани отправился за остальными спутниками? Траин мог бы не узнать о том, что друг в опасности. Но всё было хорошо, и даже Левый, приблизившись к брату, приветственно лизнул его в нос.

- Эй, посвящённый! - Хазани пробрался в самый центр святилища и внимательно осматривал гладкую поверхность камней. - Смотри, на этих царапины.

Эйд удивлённо вскинул брови и быстро нагнал черноволосого дикаря. Оказалось, что тот говорил чистую правду - на четырёх камнях из пяти были огромные отвратительные царапины, словно нанесённые мечом или острым копьём. Когти животных не могли оставлять такие кривые линии. А если... это и было причиной? Нахмурившись, Камышовый Кот отступил на шаг и внимательно осмотрел все камни. Изуродованы царапинами были лишь четыре, пятый оставался целым и невредимым.

- Понятно, - пробормотал Эйд и недовольно поморщился. - Теперь всё понятно, как эта таинственная женщина управляет Безликими.

Тиатсаал, не без помощи Санеры пробравшись в круг камней, удивлённо посмотрел на Камышового Кота. Тот поспешил пояснить:

- Видите камни? На каждом из камней нарисован символ. "Рождение", "Смерть", "Безумие", "Любовь", "Пламя". Но четыре из пяти камней повреждены. Единственный целый камень - "Безумие". Именно с его помощью, устранив все остальные, и управляют Безликими. Понимаете?

Оба Зверя и старик смотрели на Эйда недоумённо, и юноша не мог понять, в чём причина. Боги, неужели он настолько сложно рассказывал? Вроде, Траин никогда не отличался любовью к сравнениям, преувеличениям и прочему, что заметно усложняло понимание. Всегда говорил прямо, из-за чего его некоторые взрослые недолюбливали. Но Камышовый Кот поспешил с выводами.

- Эйд, не хочу тебя пугать... - пробормотал Хазани, напряжённо смотря на юношу, - но на камнях нет никаких символов.

Для Эйда это прозвучало подобно грому. Изумлённо выдохнув, он обернулся и всмотрелся в гладкую поверхность чёрных камней. Ну нет же, вот эти кровавые символы, мрачно переливались и светились в полумраке. Их просто невозможно было не заметить!

- Да вот же они! Прямо здесь, вот!

- Я могу объяснить, Эйд, - прохрипел Тиатсаал и, сделав шаг к молодому князю, положил ему руку на плечо. - Всё очень просто: мы не такие, как ты, Эйд. Мы не видим этих символов.

- Не все же посвящённые Ирэль, - Хазани приглушённо рассмеялся и замолчал, когда Санера укоризненно на него посмотрела. Эйд лишь непонимающе переводил взгляд с одного человека на другого и пытался переварить в мыслях слова Тиатсаала. Посвящённый Ирэль. Траин уже успел забыть о том, что он действительно отличается от всех остальных.

- Понятно, - пробормотал юноша и, обернувшись, нахмурился. - Значит, только я их вижу. И только я могу их уничтожить.

- Не стоит так спешить, мальчик, - Тиатсаал попытался взять его за руку, но Эйд увернулся и уверенным шагом направился к последнему целому камню, на котором переливался символ "Безумие".

- Я знаю, что нужно делать. Я всегда знал. Вы этого не поймёте, даже не пытайтесь, - бросил он через плечо и поднял руку. Кончики его пальцев замерли прямо напротив кровавого символа. - Только я могу всё это остановить.

- Подожди, Эйд! - Тиатсаал, с трудом передвигая ногами, снова сделал шаг в сторону Камышового Кота, но тот даже не обернулся. Всё его внимание было приковано к огромному чёрному камню, к кровавому символу, мрачным мерцанием словно говорившему ему: "Давай же, один удар! Ты знаешь, только так можно остановить этих кровожадных тварей, только так!"

Сарки предупреждающе зарычали, когда Хазани попытался схватить Камышового Кота за руку. Тиатсаал что-то громко кричал, но Эйд уже не слышал этого. Вытащив из ножен меч, он направил его острие на огромный чёрный камень.

"Я освобождаю тебя, Ирэль, от оков, сдерживающих тебя", - произнёс про себя молодой князь и, замахнувшись мечом, нанёс сокрушительный удар по гладкой поверхности чёрного камня ровно в том месте, где переливался кровавый символ.

В следующее мгновение Эйд испытал невероятную боль, волной прокатившуюся по всему его телу. Меч вывалился из рук, но так и остался торчать из камня, и по лезвию потекла отвратительно пахнувшая чёрная жидкость. Камышовый Кот отшатнулся назад, пытаясь выбраться из святилища, уйти дальше от этих каменных изваяний, но ноги не слушались, и в какой-то момент юноша просто рухнул на спину. Санера что-то отчаянно кричала, но крики её звучали отдалённо, еле слышно. Эйд видел её лицо перед собой, но не мог различить, что она говорила. Тиатсаал оттолкнул девушку и что-то спросил у молодого князя, но звуки постепенно пропадали, а вместо них в ушах стоял оглушительный звон.

"Братья... где мои братья?" - хотел спросить Эйд, но голос его не слушался. Словно Траин вообще оказался отдельно от своего тела. Осталось только сознание, и оно отчаянно металось в тюрьме из плоти и крови, терзаемое чудовищной болью. Камышовый Кот кричал в агонии, но не слышал собственного голоса. Он различал чьи-то голоса в сознании, но они не принадлежали ни Хазани, ни Санере, ни старику Тиатсаалу. Ирэль отчаянно молила о прощении, и Эйд чувствовал, что она пытается как-то притупить его боль, но этого было недостаточно. В какой-то момент Траин вдруг ощутил на своём лбу холодную морщинистую руку и, распахнув глаза, увидел перед собой Тиатсаала. Он навис над молодым князем и смотрел на него пустым взглядом, и лишь только покрытые трещинами сухие губы его двигались, произнося непонятные слова.

Это длилось всего мгновение, и в следующую секунду боль отступила. Эйд чувствовал, как жар проносится по всему его телу, но теперь он не обжигал, а наоборот, словно убаюкивал. Траин приоткрыл рот, пытаясь что-то произнести, но голос всё так же не слушался. Лишь только холодная морщинистая рука успокаивающе лежала на его лбу.

Последние силы покинули Эйда, и он, закрыв глаза, провалился в глубокую темноту, абсолютно слепую, глухую и немую.

***

Прохладный утренний ветерок ворвался в палатку и растрепал волосы молодого князя, и он, поморщившись, осторожно приоткрыл глаза. Увидев над своей головой купол шатра, завешенный всевозможными травами, цветами и засушенными частями тела небольших зверьков, Андрас сначала решил, что всё это ему снится. Он был в плену у Анастасии, в тёмной сырой комнате, куда сквозь забитое окно не проникал солнечный свет. Но когда юноша вновь открыл глаза, то понял, что всё уже закончилось. Не было больше Драмира. Не было той клетки, которая сдерживала молодого Сокола. Он был один в палатке посреди шумного лагеря, и со всех сторон слышалось незнакомое наречие, крики, возгласы и хриплый смех. Лишь иногда Андрас слышал всеобщий язык, и на душе становилось спокойнее. Всё наконец-то закончилось.

"Ты на свободе, Андрас. Всё хорошо".

Талмэю не верилось, что он был наконец-то свободен, а Анастасия сгорела там, в Драмире, и от неё осталась разве что горстка пепла. Молодой князь помнил леденящий холод драконьей чешуи и ветер, бивший в лицо. Вокруг было бескрайнее небо, а далеко внизу раскинулась бесконечная пустыня, и реяли многочисленные знамёна южных князей, пришедших на помощь Красным берегам. Что было потом, Андрас не помнил - он потерял сознание. В памяти его запечатлелись лишь чьи-то громкие крики и искажённое в страхе лицо Марсель. Должно быть, Сокол сильно испугал её. Бедняжка могла подумать, что её брат умирает.

Молодой князь попытался сесть, но в груди внезапно отдало резкой болью, и он откинулся обратно на мягкие подушки, разложенные на полу шатра. Рана была достаточно тяжёлой, хотя Анастасия задела его совсем чуть-чуть. Андрас помнил, что Ламия что-то кричала про яд. Клинок Обезьяны был отравлен. Морская ведьма продумала всё наперёд. Неужели ей так не хотелось покидать этот мир в одиночестве? Она просто не могла позволить Соколам радоваться освобождению. Анастасия всех заставляла страдать - чужая боль приносила ей невероятное удовольствие. Андрас в который раз подумал о том, что рад смерти этой женщины. Такие как она были слишком опасны, чтобы продолжать жить.

Рядом стоял кувшин с чистой водой, и молодой Сокол утолил свою жажду. В горле всё пересохло, губы потрескались, но сейчас всё это было просто ничтожно. Обыкновенная вода казалась юноше настоящим нектаром богов. Андрас чувствовал, как трепещет в груди сердце от восторга. Он снова был свободен, и больше никто не мог заставить его вернуться в ту комнату, что была его клеткой на протяжении полугода. Опустив взгляд, Талмэй осторожно коснулся бинтов на груди. Повязка была свежей, значит, лекари приходили совсем недавно. Молодому князю хотелось закрыть глаза и поспать ещё немного, набраться сил, но он больше не мог лежать. Всё тело ныло, и Андрас усилием воли заставил себя подняться на ноги. Перед глазами резко поплыло, и Сокол едва не упал; он вовремя ухватился за балку, державшую купол шатра, и помотал головой. В себя юноша пришёл лишь через несколько минут и тяжело вздохнул. Яд в ране ещё давал о себе знать - молодой князь никогда прежде не чувствовал себя столь слабым. С большим трудом он натянул на себя одежду, морщась каждый раз, когда порез буквально вспыхивал от боли.