Ника Ракитина - Радуга (Мой далекий берег)

Медленно капала вода с клена над головой. Солнце, упав на капельку между густыми темными листьями, вдруг зажглось синим и оранжевым, пронзительно и чисто, и Берегиня навсегда запомнила этот огонь.

У нее наконец выдалась минута рассмотреть пострадавшую «звезду». Пустотой оскалился всего десяток гнезд, куда меньше, чем ей со страху показалось. Государыня подумала, что надо бы подобрать и вставить подходящие по оттенку камни… а то украшение выглядело теперь уж слишком сиротливо. Едва ли еще какое порождение пыли купится… Берегиня передернула плечами. Она до сих пор не понимала, откуда знает, как справиться с пылевой ведьмой, и что ту привлечет «звезда» и удержит осина. И чего же крамольного было в ее мыслях или намерениях, что опять полопались камешки? Что тяжело идти, грязь липнет на сапоги комьями, и вот бы в тучах просвет над головой, хоть маленький лоскуток, чтобы совсем не промокнуть? Когда-то вроде умела такое сделать… Берегиня вздохнула. Она, видимо, действительно когда-то умела многое, хотя теперь это больше похоже на сон. У той же Сольвеги, да что там, Сёрен колдовского умения больше, чем у нее. Берегиня вспомнила, как однажды проснулась в детстве и долго лежала, пробуя понять, сон ли ей был, или она действительно спускалась по лестнице, не касаясь ногами ступенек. Так и не знает до сих пор. А еще припомнилась тучка, которая в самый жаркий полдень держалась над головой, навевая прохладу в пути…

— Микитка! — окликнула она и наконец стряхнула Рыжего с колена. — Пора идти!

С каждой пройденной варстой колено давало знать о себе все сильнее, к ней прибавилась боль в спине. Государыня стиснула зубы. Да еще навалился зной. Парило. Небо разделилось в зените надвое, за спиной плавали тяжелые кучевые облака, в них время от времени напоминал о себе ворчанием гром. Мухи и оводы, разведшиеся непонятно откуда в последнее время, так и норовили прилипнуть к потному лицу. Убаюканный дорогой Микитка хоть был укрыт капюшоном. А корзина с остатками провизии и котом, не пожелавшим идти своими ногами, все сильней оттягивала руку. Берегиня вытерла пот со лба, оставив на нем грязное пятно, сдула упавшие на лоб волосы. И вдруг, уронив корзину с возмущенно взвывшим Рыжим, резко развернулась боком по ходу проселка, выхватив и выставив перед собою меч. Вихрь пасти, мосластых лап, взметнувшейся пыли и щенячьего визга недобрал какой-то сажени. Громадный клочкастый волчара захлебнулся лаем и дернулся, пробуя подползти. За ним тянулись, мараясь в грязь, хвост и задние лапы.

— Грызь! Грызь, назад!! Не бойтесь…

Седой, дочерна загорелый мужчина бежал за собакой, и серый плащ хлопал у него за плечами. За седым едва поспевал молодой фряг, по-заячьи выбрасывая тощие ноги.

— Он не укусил?..

— Лэти…

Пограничник с государыней потянулись навстречу друг другу, но это длилось всего лишь мгновение. Сняв с плеч сумку с гукающим Микиткой, Берегиня осторожно передала ее Хотиму Зайчику. Ребенок тут же с воплем «Киса!» потянулся к свежеиспеченным фряжским усам. Рыжий, вылезши из корзины, принялся обнюхивать «коту»-самозванцу ноги. Лэти с Берегиней присели на колени по обе стороны повизгивающей собаки. В слабеющем голосе овчара звучало умиление. Он все старался потереться лбом об руки государыни.

Лэти ощупал беспомощные задние ноги старого пса. Вздохнул. Полез за мечом:

— Отвернись.

Берегиня покачала головой. Положила псу на лоб узкую ладонь. Лэти отошел и сам отвернулся.

— Ответь мне, — спросила она тихо. Пес, извернувшись, лизнул ее руку. Государыня посидела какое-то время, точно прислушиваясь. Потом закрыла собачьи глаза:

— В моем вырии тебе найдется место.

Старого Грызя похоронили, как человека. Хотим с Лэти-пограничником подняли на клен коченеющее длинное тело, привязали. Раздвинули ветки на восток, пожелали счастливого пути. Государыня и Рыжий с одинаковым выражением смотрели на это снизу, только Микитка радостно заливался смехом, ловя губами собственные пальцы.

Привал они устроили почти сразу. Перебрались через придорожную канаву и за кусты.

— А что через поле нас далеко видно — так и нам видно, — пробурчал Лэти и занялся костром. Хотим Зайчик разворошил чужую копешку и набрал изнутри сухого сена. Хватило и на розжиг, и прилечь. Фрягу досталось кашеварить и присматривать вместе с котом за Микиткой. Лэти размял государыне поясницу и ноги, старательно обходя больное колено. Только сейчас она разрешила себе почувствовать, как ноет каждая косточка после ходьбы и, особенно, сумасшедшего лазанья по крышам, и только постанывала под умелыми руками Лэти.

— Черта уйдет — без дела не останешься, — пробормотала сонно. Лэти застыл.

Шумно сглотнул, встряхивая руками. Стянул с государыни и положил к костру сушиться сапоги, развесил на сучке обмотки. Намазал потертости на ступнях мазью с запахом болота. Прикрикнул на Хотима:

— Да каша будет?

— Мне что, в котел залезть? — огрызнулся тот, но все же подкинул веток.

— Лэти, не ври, — сказала Берегиня. Рыжий согласно муркнул.

— Ушла Черта. За Алатырь-камень ушла, была там двадцать лет назад наша застава.

Государыня медленно присела.

Лэти же отер пучком травы зеленые от мази пальцы:

— Сам не верю. Вот. Задержались оттого. А вы?

Берегиня рассеянно почесала за ухом Рыжего. Алатырь-камень — это ж вон где, на самой границе выеденных Чертой фряжских земель. Потом, потом она заставит Лэти рассказать все подробно. Как там, что… уцелели ли дома… возвращаются ли люди… Пыльные Стражи, те рядом с Чертой не живут. Не живут — и все. Разве после Ночи Разбитой Луны.

— Пить дай, пожалуйста.

Пограничник столь же рассеянно, как Берегиня чесала кота, протянул ей баклажку. Посмотрел вопросительно. Она в нескольких словах пересказала ему, что узнала от аптекаря Мартина и как выбиралась из Кромы сама.

— Ранен кто-то.

— Да уж, — Лэти покосился на левое плечо. — Сейчас-то полегче. Так будет каша?!

Зайчик подпрыгнул и едва не опрокинул котелок:

— Нехорошие вы. Уйду я от вас.

— Это он от Андрюхи нахватался, — подмигнул пограничник. — Не обращай внимания.

Уже вечером, засыпая в песчаной яме под сосновым выворотнем, спросила государыня у Лэти про «звезду».

Но он неожиданно уперся:

— Не скажу, и не проси. Не надо тебе пока этого знать. Дитю навредишь.

— По крышам прыгала — не навредила, — отозвалась она ядовито. — И с пылевой ведьмой когда дралась… Лэти, ты пойми, — она нашла в темноте его горячую руку. — Нельзя нам ничего скрывать друг от друга. Война пошла в открытую.