Булыга Сергей - Ведьмино отродье

Вал! Вверх! На гребень!.. Вниз! И в мрак! Удар! Еще удар! И…

Пузыри! Ко дну! Кровь горлом! Гром в ушах! Грудь хрустнула, и из нее…

…Свет! По глазам! Рыжий зажмурился. Лежал, дрожал; его трясло, его всего кололо так, словно он от носа до хвоста утыкан иглами, а эти иглы раскаленные! — впиваются в него все глубже, глубже! Открой глаза! Открой же, ну!..

Открыл. Над ним — очки — два черненьких кружочка. Пасть. Лапа… Вот она приблизилась, схватила его за щеку, тряхнула. Рыжий болезненно поморщился.

— Жив! — рявкнул адмирал…

Да, это он, действительно. Низко склонившийся над Рыжим, Вай Кау широко оскалился, воскликнул:

— Вот ты и выбрался! Я сразу им сказал: ты не из тех, тебя не заломать. Так?

— Т-так, — тихо ответил Рыжий, вздохнул… и сразу застонал от боли.

— А! — снова оживился адмирал. — Болит! И это хорошо. Значит, цепляешься. А не цеплялся бы… Лежи, лежи! Тебе вставать еще нельзя. Вон ты какой!

Каким он стал, Рыжий еще не видел, сил не было ни встать, ни шею повернуть. Зато он видел, как преобразился адмирал: на этот раз на нем был новенький ярко начищенный серебряный жилет, а в левом ухе медная серьга, ганьбэйский полосатый шарф намотан плотно, в девять оборотов, по уставу. Р-ра! Стало быть…

— Да! — закивал Вай Кау. — Угадал. Такие времена! «Обман и гнев стучатся в мою дверь…» Так вроде говорил твой Стоокий? А теперь посмотри на себя. Полюбуйся!

Адмирал снял со стены зеркало, осторожно навел его на Рыжего…

И Рыжий помертвел от ужаса! Еще бы: вся его грудь была сплошь утыкана спицами… а он все еще был жив! Рыжий вдохнул, еще вдохнул, а после шумно выдохнул, потом еще раз и еще — и спицы шевелились на нем, как живые… а боли он не чувствовал. Странно! Рыжий сглотнул слюну, спросил:

— Кто это так меня отделал?

— Я, — гордо сказал адмирал. — Ваш покорный слуга.

— …А зачем?

— Хотел поговорить с тобой, вот и отделал. Когда эти мерзавцы принесли тебя сюда, ты был мешком костей. Ты уже даже не дышал. Вот наглецы! Я же их, косарей, просил: «Поаккуратнее! И поскорее!» Вот они и ускорили. Да! Вот каковы теперь у нас помощнички! Ну ничего нельзя никому поручить. Нич-чего! Гниет Ганьбэй… Нет, сгнил уже, — и адмирал тяжко вздохнул, пошел, повесил зеркало на место и сел к столу, задумался.

Коптил, потрескивал светильник, в часах шуршал песок. Светильник! О! Свет в адмиральском кабинете — это добрый знак. Ему-то самому свет зачем? Свет, значит, для тебя, для желанного гостя, полковник. Ты, значит, нынче у него в фаворе. Или же ты ему сейчас очень нужен. Зачем-то… Но ведь и он тебе тоже очень, очень нужен! Так что вы, возможно, еще и договоритесь между собой, найдете общий интерес. А коли так, то главное сейчас — это не спешить, взвесить все как следует, и тогда, может быть, тебе удастся добиться многого, а то и вообще всего. Ну а сперва… Рыжий скосил глаза на спицы. Да, это несколько другие спицы. Те, что торчали в Ларкене, были значительно длинней. И Бейку прикончили тоже длинной и толстой спицей боевой. А здесь не спицы, а скорее иглы. Рыжий с опаской поднял лапу, хотел было дотронуться до этих странных игл…

— Хва! — рявкнул адмирал.

Рыжий поспешно убрал лапу. Вай Кау встал и подошел к нему, сел рядом с ним, сказал:

— Пока что ничего трогать нельзя. Здесь своя сложная, если хочешь, научная система. Свой порядок. И то! Если втыкать не так, не по уму, то загремишь в мешок. И также убирать надо правильно. Это же тебе не простые вязальные спицы! Этими можно убить, если хочешь, а хочешь, ими можно оживить. Диалектика! Что задрожал? Болит?

— Нет-нет!

— Тогда не шевелись. А то, ты знаешь, эти спицы… Ой, с ними мороки! Сперва их накаляют на огне, потом обмакивают в гролль и только после уже ставят. И еще у каждой спицы свой черед и свое место. Вот, скажем, эти две, — и адмирал при этом осторожно дотронулся до тех спиц, о которых рассказывал, — эти прикалывают душу. Их всегда ставят первыми, а снимают последними. А что! Душа приколота — и ты живешь, пусть тебе тогда даже голову отрежут. Такое тоже иногда нужно бывает. Но на этот раз нужно не было, я твою голову не трогал. Я и так, вместе с головой тебя вылечил. Такой вот лекарь-пекарь, с того света аптекарь. А теперь будем это дело помаленьку снимать. Мы ж не ежи! Т-так… Вот, начнем… Р-раз!

Р-раз!

Вай Кау дергал спицы, ухмылялся. Рыжий терпел. Сняв спицы, адмирал сходил за шкаф, принес оттуда банку какой-то едкой, но душистой мази и аккуратно обработал ею ранки. Спросил, склонив голову набок:

— Жжет?

— Нет. То есть не очень.

— Вот и терпи. Как перестанет жечь, тогда скажешь. А пока что молчи.

Рыжий лежал, а адмирал сидел над ним: молчали. Когда боль улеглась, Рыжий сказал:

— Готово.

— Хорошо. Теперь… Лежи, лежи!.. — адмирал посмотрел на часы и сказал: — Теперь о главном. Да! Я ж неспроста, — он усмехнулся, — я ж неспроста с тобой вожусь. Ведь что я, в самом деле, что ли, добрый лекарь? Нет, я Старый Голодный Крот, так меня называют. И так оно и есть. Да, я крот. Копаю, нюхаю, ловлю вас, косарей, потом душу, потом пью вашу кровь. И чем больше я вас, мерзавцев, задушу, тем больше выпью крови — и тем я здоровей, и тем мне радостней. Так говорят?

— Д-да, — нехотя ответил Рыжий. — Так.

— Вот то-то же! Такой вот я злодей. А тебя оживляю. Зачем?

Рыжий молчал. Вай Кау, подождав, спросил:

— Не знаешь?

Рыжий не ответил.

— А знаешь ведь! — гневно воскликнул адмирал. — Ну, говори! Не то…

— Что?

— Ничего!

И вновь они молчали — долго. Потом Вай Кау наконец сказал:

— А ты действительно не скот. Не то что все они. И это первое, из-за чего ты жив остался.

— А что второе?

Вай Кау усмехнулся, не ответил. Зато опять сказал:

— Да, ты не скот. Вот, скот ко мне придет, и я сниму очки: и он как муха в моей лапе. А ты — кремень. Таких нужно беречь! Вот я тебя и берегу. А ты себя? Зачем полез в подвал? Предупреждали ведь! Знаки давали, не пускали… А, что и говорить!

Вай Кау махнул лапой, замолчал. Рыжий спросил:

— Что, снова здесь бунт?

— Д-да, — нехотя ответил адмирал. — Хинт, Чиви Чванг, Ларкен. Ну и другие, не без этого. Вот я и повелел, чтобы форт маленько почистили. И чистили. Тут подвернулся ты… И хорошо еще, что я подсуетился, а так бы быть тебе в мешке, вместе с Ларкеном, — и, помолчав, добавил гневно: Скоты! Скоты безмозглые! — и брякнул кулаком об стол. Еще об стол! Еще!.. И замер, засопел…

А Рыжий терпеливо ждал, ибо прекрасно понимал, что наконец-то адмирал устал паясничать, что наконец и его задело за живое. А если это так, то… Ну! Ну, еще! Ну! Ну!..