Анна Мистунина - Проклятый

Больше десяти лет Кар не переступал порога храма и не думал, что переступит — до тех пор, когда древний Храм в центре столицы не станет опять святилищем Силы. Но страх исходил оттуда, из-за увенчанных башенками деревянных стен. Кар вошел, мимолетно усмехнувшись: гром небесный не обрушился на голову нечестивого колдуна.

Дневной свет преломлялся в витражах узких стрельчатых окон. На выбеленном полу лежали красные, синие, зеленые полосы. По углам небольшого алтаря мягко светили свечи, их огоньки оживляли детали стенной росписи — та казалась совсем свежей. Перед алтарем на коленях стоял жрец.

Он слышал шаги и видел вошедшего Кара, но даже не повернул головы. Ненависть и страх сгустились так, что воздух утратил прозрачность. Склоненные колени, опущенная голова — поза жреца выражала готовность умереть, молясь, но Кар знал, что под складками алой сутаны дрожащая рука стискивает рукоять кинжала. И чувствовал, о чем молится жрец: умереть, успев нанести смертельный удар колдуну.

— Я пришел с миром, — сказал Кар. — Не бойся меня. Как ты смог устоять?

Жрец наконец поднял голову. Вместе с отчаянием в нем росла решимость. Приблизься Кар еще немного, и жрец бросился бы на него.

— Выслушай меня, — Кар остановился, не дойдя трех шагов до алтаря. — Заклятие, сковавшее твоих соседей, будет усиливаться. Я намерен помешать ему распространиться за пределы селения. Чем сидеть здесь, лучше помоги. Ты слышишь меня, жрец?

Тот молчал, как будто заклятие все-таки одержало верх, только взгляд обжигал ненавистью.

— Хорошо. Не стану тебя принуждать. Если надумаешь, выходи. Вдоль края селения разбросано золото, — Кар показал жрецу слиток. — В нем собрана Сила заклятия. Нужно собрать его и переплавить с кузнице. Я начну с восточной стороны; ты, если хочешь, иди к западу.

Жрец не шелохнулся. Пожав плечами, Кар направился к выходу. И услышал:

— Ты колдун. Почему я должен тебе верить?

— А ты подумай, — ответил Кар. — Ты понимаешь, что произошло, верно? Как думаешь, уничтожив слитки, ты поможешь своим друзьям или наоборот?

И вышел, не дожидаясь ответа.

Жрец справился на удивление хорошо. Он пришел к дверям кузни одновременно с Каром, неся такой же мешок с десятком слитков. Проверив на всякий случай, Кар убедился — на земле не осталось ни одного.

Жрец — на свету он оказался совсем молодым, недавно из учеников — молча смотрел, как равнодушный ко всему кузнец раздувает горн, как один за другим падают в пламя золотые слитки. Магия сделала их устойчивей к жару.

— Сильнее, кузнец, — приказал Кар.

Тот во всю мочь заработал мехами. Прикрыв глаза, Кар следил за борьбой огня и заклятия, борьбой, в которой заклятие должно было уступить. И уступило. Пламя взметнулось на человеческий рост. Сила вскипела — и выплеснулась, разрушительная, как стихия, и столь же неразумная. Жрец побледнел: он тоже почувствовал ее.

— Это просто Сила, — успокоил его Кар. — Она теперь свободна. Заклятие разрушено.

И, утирая капли пота с лица, снова, в который раз, подумал: как странно, что магия порой беспомощна перед простой животной силой.

Сила уходила, развеивалась в воздухе, впитывалась в землю, чтобы включиться в вечный круговорот жизни. Золото, просто золото, раскаленной массой дрожало в печи.

— Отдохни, кузнец, — сказал Кар. — Поешь и отдохни.

Тот молча исчез в дверях. Жрец проводил его взглядом.

— Он… остался таким же.

— Остальные тоже, — Кар устало присел на скамью. — Со временем им станет лучше… немного. Здесь ничем не поможешь.

— А ты, — жрец словно переступал через себя. — Твое колдовство может их вылечить?

— Нет. Их слишком много. Разве только, — Кар невесело скривил губы, — пустить нескольких на кровь.

Жрец вздрогнул, но взгляда не отвел.

— Можешь взять меня.

— Ценю твое благородство, но — нет. Мы уже сделали все, что могли.

— Тогда я буду заботиться о них, — сказал жрец.

— Нет. Здесь можно раздобыть хороших лошадей?

— Зачем тебе?

— Не мне. Тебе. Ты поскачешь в столицу, и как можно быстрее. Император должен узнать обо всем.

— Но…

— Жрец, речь не об этих людях. В опасности вся Империя.

— Выходит, это…

— Да, — сказал Кар. — Это нашествие, и оно только началось. Скачи. Расскажи, что произошло, и что мы с тобой сделали. Если ты не один такой, если жрецы могут противиться заклятиям… Помни — ты должен увидеть императора лично. Это важно.

— Я понимаю. Как мне сказать ему? Кто ты?

— Брат-принц Карий.

Жрец чуть улыбнулся.

— Я так и подумал. Я должен благодарить тебя, принц. Но куда отправишься ты?

— Попытаюсь остановить их. Но вам не следует ждать моего успеха.

— Я буду молиться за тебя.

— Молись, — согласился Кар, вставая. — Почему нет? Ни один жрец еще не молился за колдуна.

— Ты напрасно смеешься, принц.

— Я не смеюсь. Прощай, жрец. Торопись. И еще одно: продолжай бояться. Под действием заклятия страх исчезает. Если не боишься — ты в опасности.

— Я боюсь, принц. Прощай. Да пребудет с тобою Бог.

— Да пребудет со мною Бог, — прошептал Кар, когда золотистый Ветер нырнул в облака. — Что ж, посмотрим.

«Ты победишь?» — спросил грифон на последнем привале.

Кар долго молчал, слушая ветер. Его резкие порывы ощущались даже здесь, в природном укрытии, с трех сторон заслоненном скалами. Протяжный вой то смолкал, то рождался снова, рыча и срываясь на визг.

«Не знаю, — сказал наконец Кар. — Не знаю, как возможно его победить. Он — Сильнейший. А я — всего лишь ученик. Я даже Испытание пропустил из-за Тагрии».

«Тогда зачем мы летим?»

«Ветер… — Кар не нашел слов. Подобрал обкатанный временем камень. Бросил вниз, через край уступа. Прислушался, но услышал только рев ветра. Вздохнул и начал снова: — Ветер. Понимаешь… Я сам только понял. Империя — это не страна, не земля. Это люди. Мой отец убивает их. Они не могут ему противостоять, совсем. Я — могу, хоть немного. Шансов нет, но я должен попытаться. Ради Эриана, ради Тагрии, ради моей матери. Ради того деревенского жреца — я даже не спросил его имени. Я должен, Ветер, понимаешь? Больше некому».

«Чем ты поможешь им, если умрешь?»

«Не знаю, Ветер, — новый камень полетел вниз, и снова Кар не услышал стука падения. — Но я не могу иначе. Просто… Не могу».

«Ты знаешь, что умрешь. Я чувствую, что знаешь, — грифон плакал, беззвучно и оттого страшно. — Я не хочу нести тебя туда».

«Тогда я пойду сам. Дойду, если не замерзну и не свалюсь в ущелье. Я не принуждаю тебя, Ветер».

«Если ты умрешь, я тоже умру».