Джеймс Гарднер - Пламя и Пыль

Сердце замерло у меня в груди.

— Значит, я был…

— Да, ты и был тем ребенком. И хотя в тебе нет моей крови, я пытался стать тебе отцом. Сначала ради Анны, потом ради тебя. Мне нравилось иметь сына, Бритлин. И мне нравится, что у меня есть дочь, — он улыбнулся Ясмин. — В вас двоих течет разная кровь. И ничто не стоит между вами.

Мне захотелось присесть. Но нигде не было стульев, лишь серебряный свет, мерцающий и всеобъемлющий, как будто мы стояли, полностью отрезанные от остальной мультивселенной. После стольких обид на отца… выходит, что он им и не был. Он был просто героем, который спас мою мать, как спасал всякого, кто попадал в беду. Он женился на ней, потому что этим мог ей помочь; поддерживал меня на протяжении всего детства, потому что это являлось благородным поступком. Как я могу теперь на него обижаться? Одним своим признанием он избавил меня от бремени быть достойным ему… не говоря уже о данной им свободе любить Ясмин.

Боги, как ловко все обернулось.

Ясмин шагнула вперед, на лице ее сияла улыбка. Она протянула руки, чтобы обнять меня за шею, но я сказал:

— Нет.

— Что "нет"? — переспросила она.

— Все, — я убрал ее руки. — До чего же все складно выходит.

— Ты о чем? — ее улыбка погасла. — Чего ты ведешь себя как болван?

— Мой отец, — сказал я, указывая на него. — После двенадцати лет он появляется здесь, в Палатах Света, и у него есть объяснения для всего: почему он не вернулся назад, почему моя мать должна быть счастлива, когда он путается с другими женщинами. Он даже говорит нам, что мы можем спокойно любить друг друга, если хотим. Разве не ловко? И как правдоподобно. Один небольшой секрет разгоняет все сомнения.

— Но я отказываюсь этому верить, — продолжил я. — Я отказался бы, услышав это в Сигиле, и уж тем более отказываюсь верить этому здесь, в Зале Испытаний. Найлз Кэвендиш — мой отец. Это знание спрятано глубоко в моем сердце, и даже все воды Стикса не смогут вымыть его оттуда. Хотел бы я стать сыном кого-нибудь другого, но нет — такого выбора у меня нет. Нет его и у Шекинестер.

Я взмахнул руками, изгоняя людей, стоящих напротив.

— А теперь возвращайтесь к своей богине. Скажите ей, что я сын своего отца. Не буду говорить, что мне от этого легче, но хватит уже отрицать правду.

Они оба открыли рты, словно собираясь возразить, но не вымолвили ни слова. Наверное, выражение моего лица сказало им, что спорить нет смысла. На мгновение они обменялись взглядами… и затем мой отец растаял, рассыпавшись на искорки цвета меди, дождем упавшие наземь.

— Иллюзия. Ну конечно, — пробормотал я и обратился к Ясмин: — Его здесь никогда и не было?

— Когда-то давно он посетил наш двор, — пришел мне ответ. — Но теперь он в других краях.

Это произнесла не Ясмин — голос был женский, но более глубокий и невероятно древний. Никогда человеческое горло не издавало звука такой сдержанной мощи. Все тело Ясмин вмиг вспыхнуло белым светом, столь ослепительным, что мне пришлось отвести взгляд. Ее образ утончился и вытянулся, обвивая меня спиралью, пока я не оказался в объятиях змеи из белого огня. Ее хвост продолжал удлиняться, окружая меня все более широкими кольцами. В лицо ударило нестерпимым жаром, но я все же умудрился вымолвить:

— Шекинестер?

— Всего лишь одна из Ее дочерей, — ответила пламенеющая змея. — Ты прошел испытания нашей Матери. Будь доволен.

— А что с моими друзьями?

— Их тоже испытывают. Слабые потерпят неудачу.

— Я хочу им помочь.

— Ты не можешь этого сделать. Здесь всякая душа одинока.

Пылающее лицо наги находилось так близко и было таким ослепительно ярким, что я не мог разглядеть ни единой его черты. Ее голова метнулась ко мне со скоростью нападающей змеи, но вместо укуса я почувствовал на своей щеке огненный поцелуй. Свет брызнул во все стороны… и вдруг я оказался в центре большого каменного зала с высоким потолком и полным отсутствием какого-либо убранства.

На все помещение был единственный источник света — столп белоснежного пламени, горящего в самом сердце зала. Я стоял у основания пролета из низких каменных ступеней, что вели к огню, словно путь, восходящий к святыне.

Вокруг меня, занимая весь зал от стены до стены, стояла армия нежити. Обычные зомби, кожа у которых висела кусками. Вечно ухмыляющиеся скелеты. Мутное сборище призраков, привидений и навий, плотное, как полуночный туман. Вампиры, мертвенно бледные, с гипнотическим взглядом, стояли рядом с личами, чьи костлявые пальцы сверкали тяжелыми драгоценными перстнями. И конечно, вперемешку с этим мрачным сообществом, стояли умертвия со зловещим огнем в глазах.

Моя рука рефлекторно дернулась к поясу. Я коснулся отцовской рапиры, вернувшейся ко мне после того, как закончились все испытания, но позволил своим пальцам расслабиться и не стал ее вынимать.

— Ну ладно, — обратился я к сборищу. — Поднимите руки те, кто чувствует себя так же неуютно, как я.

Мне показалось, что один зомби поднял руку, но, наверное, это был всего лишь мышечный спазм.

С треском костей и шумом доспехов из первого ряда стражей выступил рыцарь смерти. Он носил кольчугу, поверх которой был надет плащ, когда-то безупречно белый, но теперь покрытый черными пятнами плесени, скрывавшими герб, за который этот рыцарь сражался при жизни. Одна из глазниц его черепа была раздроблена, вероятно, из-за смертельного удара булавой, отправившего этого некогда благородного воина к тяготам послежизни.

Когда рыцарь заговорил, от звука его голоса дохнуло холодом опустевшего морга.

— Теперь, — произнес он, — ты должен войти в Свод Огня.

— Свод Огня? — я глянул через плечо на столп пламени. — Вон того огня?

— Легкие испытания окончены, — сказал рыцарь. — Теперь тебя ждет очищение.

— Если ты имеешь в виду кремацию, то лучше я воздержусь.

— Пламя не опаляет того, кто верен себе. Оно очищает. Оно восстанавливает. — Рыцарь повернул голову в сторону света. — Я бы и сам вошел в него, если бы мог.

Я сделал жест рукой и сказал:

— Милости прошу. Я даже уступлю свою очередь.

Меч рыцаря вылетел из ножен так быстро, что его движение слилось для меня в одно размытое пятно. Острие меча указывало прямо на мое горло.

— Поберегись, — прошептал рыцарь. — Поберегись, чтобы твой дерзкий язык не привел тебя на тот путь, которым пришлось пройти мне. На то воля Шекинестер, чтобы ты вступил в это пламя. Если ты бросишь вызов богине… впрочем, я не дам тебе этого сделать. Пусть проклят я, но тебе не позволю испытать такого проклятия.

Он сделал шаг вперед, и я был вынужден отступить, поспешно пятясь от его меча. Лезвие клинка поросло черными пятнами, похожими на те, что покрывали плащ рыцаря — грибковая гниль, результат разложения тела, которому давно положено было вернуться в землю. Я бросился в сторону бреши в переднем ряду чудовищ… но это место со стоном занял возникший из ниоткуда молочно-белый фантом.