Джеймс Гарднер - Пламя и Пыль

Она же была богиней. В этом-то все и дело.

Первые несколько ярдов я держал язык высунутым, полагая, что так у меня будет больше шансов что-то заметить. Однако на воздухе он высох уже через минуту и стал как осенний листок, такой же сморщенный и неживой. Тогда я поменял тактику и стал высовывать язык лишь на пару секунд, а затем прятал его и прислушивался, какие привкусы он смог уловить… как дегустатор, смакующий марочное вино в поисках фруктового послевкусия.

И к своему удивлению я кое-что обнаружил.

Надо ли благодарить за это мою повышенную, как у всех Сенсатов, чувствительность? Или Шекинестер усилила вкус, чтобы дать слабым органам чувств "ходячего" шанс побороться? Так или иначе, через каких-то пять минут пресмыкания я уловил, что в воздухе явно повеяло апельсинами. Я принюхался… нет, это был не запах, а вкус. Хороший знак: я почуял вкус магии.

Извиваясь, я прополз еще пару футов и снова попробовал воздух. Привкус апельсинов ослаб. Неужели мои рецепторы притупились? Я вернулся назад и обнаружил, что вкус так же силен, как и в первый раз. Отлично, я напал на след.

Лижу воздух. Ползу к окну… вкус ослабевает. В другую сторону… вкус становится все более четким, терпким и кислым, как будто апельсины еще совсем зеленые. У самой стены мой язык закололо так, словно я лизнул дубильное вещество: чистый апельсиновый экстракт, едкий и неприятный. Он так обжигал полость рта, что слезы наворачивались на глаза, а из носа текло ручьем.

Вот если бы от него еще и в ушах звенело, получился бы полный набор ощущений.

Мой нос коснулся стены, и неожиданно вкус пропал. На мгновение мне показалось, что мой язык не выдержал такого наплыва горечи и отключился, однако, лизнув пальцы, я почувствовал соленый привкус пота. Я попробовал стену еще раз — абсолютно ничего.

Хм.

Для проверки я провел языком по полу. Он был теплый, возможно из-за источника тепла, который создавал в зале условия, более комфортные, чем в зимнем саду. Плитка отдавала пылью с легким минеральным привкусом мрамора.

С виду стена ничем не отличалась от пола — оба из чистого белого камня. Но у нее вообще не было вкуса. Я лизнул стену на пару панелей ниже. Эти плитки были больше похожи на пол, теплые и со вкусом пыли. Но на первом участке стена по-прежнему распространяла сильный вкус апельсинов, но при этом оказывалась безвкусной, стоило мне коснуться ее языком.

Не иначе как все дело в магии. Часть стены была иллюзией, способной обмануть зрение и осязание, однако не предполагавшей провести каждое из пяти чувств. Апельсиновый след приводил ползущую по залу змею прямо к этому месту, а ее язык подсказывал, какие из плиток ненастоящие.

Я снова лег на живот, закрыл глаза и высунул язык. Ползя вперед дюйм за дюймом, я все ждал того момента, когда уткнусь языком в стену.

Но этот момент так и не наступил. Иллюзия сдалась, бесплотная как туман… и когда я снова открыл глаза, я был уже не в мраморном зале. И был не один. Надо мной возвышался высокий, мускулистый кентавр.

— А, — произнес он, — я вижу, что вы рисуете.

— Я не…

Голова моя закружилась, и на мгновение на меня навалилась тьма. Затем мир снова собрался в фокус: шумный мир, полный существ, беседующих друг с другом и просто томящихся в очередях. Я стоял за своим мольбертом с кистью в руке… а вокруг меня самодовольно гудел Городской Суд Сигила.

— Бардак и суету, что в этом городе зовутся правосудием, — продолжил кентавр. — Арестанты, ковыляющие в цепях. Сутяги, глядящие друг на друга в ожидании начала процесса…

Он продолжал бубнить, но я не обращал внимания. Вся эта сцена, несомненно, была иллюзией. Даже если Шекинестер магически перенесла меня в Сигил, Городской Суд не должен был выглядеть так безмятежно. К этому времени Законники могли отскоблить от пола трупы сгоревших, но уйдут еще многие месяцы, чтобы убрать черные пятна, и куда больше, чтобы выветрить запах горелого мяса.

— Каков же ваш замысел, молодой человек?

— Замысел? — переспросил я, сбросив оцепенение.

— Что вы задумали отразить в этой картине? Закон, угнетающий…

Я схватил его за плечи.

— Закрой трепальник! Ты просто иллюзия, вот и все. Все это долбаная иллюзия!

— А… ну, это интересная мысль, — ответил он, рассудительно кивнув. — Конечно, не очень оригинальная, но зато сколько в ней пищи для размышлений. Может ли наша жизнь быть простой фантазией какого-то выдумщика? Что если мы — всего лишь плод чьего-то бурного воображения? Я аплодирую вам, молодой человек. Именно к таким областям и должно обращаться Большое Искусство…

Я отключился от его болтовни. Не время было думать о Большом Искусстве; самое время было заметить, как Беловолосый Петров и пара его друзей входят в ротонду Суда. Это трио снова было переодето стражей Гармониума… а на поясе у них висели три блестящих рубинами огненных жезла.

Но ведь все было не так: поджигатели пришли позже, примерно через полчаса после того, как я отделался от кентавра. Тогда со мной был Иезекия — Иезекия, который телепортировал меня прочь от огненной смерти. Сейчас слишком рано, этого Простака нигде нет… а Петров уже движется к центру ротонды.

Как же быть? Рапира моя исчезла — в тот день в Суде я был без нее — а без оружия с фальшивыми стражами ничего не сделать. Все трое — один здоровее другого, и легко справятся со мной в кулачном бою. Даже напав внезапно, я в лучшем случае смогу свалить одного, прежде чем остальные изжарят меня до самых подметок. У парадного входа стояла пара настоящих стражей Гармониума, но мне от них не было никакой пользы. Если я и успею до них добежать и уговорю помочь, мы вряд ли подойдем к поджигателям незаметно. Увидев, как мы приближаемся, Петров и его люди откроют огонь.

Конечно, еще было время сбежать, броситься в ближайший коридор и затеряться среди кабинетов Законников до того, как начнется бойня. Я даже думал остаться на месте, ничего не предпринимая — ведь это была иллюзия, вызванная Шекинестер, чтобы испытать меня? Я мог сжать волю в кулак и не обращать внимания на огонь… но как можно не обращать внимания на крики горящих людей? Пронзительный визг, вырывающийся из глоток, которым уже не издать иных звуков…

Нет. Есть звуки, от которых не закрыться никакой силой воли. И есть моменты, когда ты вынужден сражаться лишь тем, что имеется под рукой.

Я схватил кусок угля из коробки с моими рисовальными принадлежностями. * * *

Верхняя часть холста была занята лепниной, но нижние две трети по-прежнему оставались нетронутыми. Только там я мог нарисовать свой рисунок. На мгновение закрыв глаза, я мысленно представил образ, воссоздавая в голове все подробности. На детали не было времени — всего тридцать секунд на набросок, содержащий послание, столь действенное, что остановит руку убийцы.