Джастин Аллен - Черные псы пустыни

Его завораживала черная дыра, к которой они приближались.

Глава 11

Ночная стража

Карабкаться по тропе оказалось вовсе не трудным делом. По крайней мере, для пса. Зрением пес обладал весьма средненьким, вкус у него вообще почти отсутствовал, что позволяло ему заглатывать пищу, неприемлемую для человека. Но своим носом он мог гордиться. Уникальное обоняние позволяло ему определить не только, куда направился Енок, но и как давно он здесь прошел и кто его сопровождал. Запах Енока — лишь фрагмент сложного букета ароматов пещеры. Сквозь тьму текла река запахов. Большинство из них стары, они устоялись и ослабли. Но есть и совсем свежие. Если б не вонь веревки, разобраться в них было бы еще проще.

Пес чуял, где человеческие тропы пересекались тропинками менее шумных существ. И не таких вонючих. В пещере жили крысы и мыши. Насекомые. Вот сладкий запах пыли с паучьих ног. И над всем этим вечный запах смерти. Все живое должно питаться. Ничего здесь не растет, ни травинки, поэтому обитатели пещеры едят друг друга. Пауки едят насекомых, мыши едят пауков. Крысы едят всех. Пес с удовольствием сам закусил бы крысой, но, к сожалению, некогда. Урук хочет, чтобы Пес следил за Еноком, искал его в темноте. Как всегда, настоящую охоту приходится откладывать.

— Стоп! — прошипел Урук. Он дернул веревку, пес остановился и сел. — Слышали?

Все затаили дыхание. Ада смогла различить какие-то щелчки.

— Как будто полено трещит в огне.

— Не совсем, — не согласился Урук.

— Что это? — прошептал Тубал.

— Сокол. Его бой сейчас начнется.

Сердце Ады сжалось.

— Но мы еще не готовы. Что же делать?

Урук снова дернул за веревку.

— Веди нас дальше, Пес.

— Держись подальше от света, — велел Джаред, оттягивая Аду в сторону. — И с тропы уйди. Тубал, ты тоже. — Он дернул Тубала за рубаху.

Факел на вершине холма все еще горел, освещая освобожденных рабов. Похоже, никто не знал, что предпринять дальше. То, что беглецам удалось очутиться здесь, уже казалось невероятным достижением.

Енох рассеянно крутил в руках обрывок веревки. Ниже по склону горел еще один факел, за ним еще и еще. Они отмечали путь на свободу.

— Нифилимы где? — спросил Урук.

— Только что ушли вниз, — доложил Джаред. — Остался один противный парень с бородой, но и он убежал, пока я собирался его прикончить. Этот удрал наружу, должно быть, вестовой.

Урук освободил пса от веревки. Ада тем временем осматривалась. Нифилимы приближались к людям Сокола. Факелы внизу ярко горели. Рабы специально отошли подальше друг от друга, чтобы озадачить нифилимов, заставить их гадать, какова численность противостоящего им врага. Действительно, нифилимы пока что топтались в нерешительности, безуспешно пытаясь спровоцировать Сокола на какие-нибудь опрометчивые действия. То и дело доносились какие-то выкрики, но Ада даже не могла разобрать, на каком языке. Потом в стражников полетели камни — Ада слышала их удары о скалы. Сокол должен был отвлечь внимание врага, и это ему удалось.

— Мы можем атаковать, когда все подойдут, — прошептал Джаред.

— А успеем? — спросил Урук, задумчиво глядя на пса. Тот усиленно скреб когтями за ухом.

Джаред собирался что-то сказать, но Ада перебила его.

— Смотрите, смотрите!

Нифилимы рванулись к факелам. Раздались вопли раненых. Люди пытались сгруппироваться, но не успевали.

— Пора! — крикнул Джаред.

— Уже опоздали, — покачал головой Урук. — Сокол уводит их в тоннель.

— Надо догнать!

— Нет, мы должны перенести бой наружу. Тогда нифилимы сами вылезут из пещеры.

— А я, значит, буду сидеть здесь, отдыхать? — пылал негодованием Джаред.

— Ты, я и Пес дождемся последней группы.

— И я, — подсказала Ада.

— Нет. Ты выводи этих, — Урук показал на освобожденных.

— А как быть с нифилимами?

— Действуй по обстановке.

Ада хотела было поспорить, но не решилась.

— Постараюсь, — она вытащила кинжал. — Веди, Енок.

— Береги себя, — шепнул ей напоследок Урук, коснувшись губами коротких жестких волос над ухом.

— Сигнал отхода! — крикнул Кишар.

За последние часы на поле боя произошла череда изменений. Первоначальное запланированное, продуманное и упорядоченное уничтожение врага превратилось в неуправляемую бойню.

— Что случилось? — крикнул он Камрану.

— Лагассар почти разрубила строй черноголовых. Но враг неожиданно контратаковал малым отрядом. Женщины левого фланга опрокинуты.

— Наши лучшие силы опрокинуты?

Камран пожал плечами.

Кишар перевел взгляд на свое войско. Нифилимы ненавидели отступление, и Кишар уважал их за это. Но вот уже второй раз второй капитан приказывает отступать.

— Куда отходим?

— Там подальше есть лужок с оврагом. Надо заманить их туда. Мы сможем растянуться и всех перемолотим.

— Знаю этот лужок. Но это же почти Дагонор.

— Ничего. Я все обдумал. До храма не дойдет ни один черноголовый. Чтобы вырубить лес, надо много времени, но в этом нет ничего невозможного.

— Еще одна проблема. Анта-Кане захочет знать, почему изменился ритм барабанов.

Кишар нахмурился.

— Я пошлю… гонца. Старика какого-нибудь. Но сначала перемещу барабанщиков.

— Не тяни. Анта-Кане не любит ждать.

Ячменное Зерно зашелся в приступе кашля. Прочистив легкие, он сплюнул кровью.

— Молох! — прогудел он.

Нифилим стояли всего в нескольких шагах, но почему-то не обратили внимания на столь вопиющее нарушение порядка. Они вообще мало следили за пленными. Проверив веревки на запястьях, они пинками поставили всю группу на колени и углубились в обсуждение чего-то более интересного.

Но вот к ним подбежал еще один воин, отчаянно жестикулируя и лопоча что-то непонятное. Физиономии нифилимов тут же помрачнели.

— Что-то у них стряслось, — еле слышно прошептал Ячменное Зерно.

Когда Ламех был еще совсем мал, они с друзьями часто дразнили соседскую девчонку-заику. Она говорила так же неразборчиво, как сейчас его командир. Дети швыряли в соседку камнями, грозились заставить ее есть козий помет, но чаще всего просто обзывали. Дура, козья рожа, сучья дочь и все такое. Однажды отец застал их за этой забавой. Он тут же вздул шутников. Потом отослал остальных по домам, а Ламеха повел к дому этой девчонки. Извиняться. Ламех на всю жизнь запомнил, как бедная девочка пряталась за ногами матери. Синяк под глазом, лопнувшая губа. Ламех сразу же начал объяснять, что он ее не трогал, но отец не слушал. «Не позорь меня», — грозно прорычал он. Девочка попыталась что-то сказать, но не смогла выговорить ни слова и расплакалась. Эти слезы Ламех тоже запомнил навсегда.