Анна Гурова - Лунный воин

Глава 16

Слепящее пламя

– Просыпайся, – бесцеремонно приказал Кагеру, сдергивая одеяло с Сахемоти. – Ты еще жив там, безымянный? Пора ужинать!

Сахемоти не ответил. У него не осталось сил даже на то, чтобы открыть глаза. Кагеру посмотрел на него, скривился, выволок его из постели и на руках понес из дому.

Снаружи была глубокая ночь. Ветер гнал по небу слоистые облака, доски крыльца побелели от инея. Кагеру шагал босыми ногами по заиндевевшей сухой траве, не замечая холода. Он обогнул дом, прошел мимо кухни к хозяйственным постройкам.

– Учитель! – раздался из-за кухонной двери робкий голос Головастика. – Вам помочь?

– Кыш в дом! И сиди там, пока не позову!

Сквозь плетеные стены хлева пробивался неяркий свет. Кагеру пинком открыл дверь, внес внутрь повисшего тряпичным тюком Сахемоти. Рядом с центральным столбом на земле светил фонарь. В черной клетке, в дальнем углу, затаился Толстый, поглядывая на знахаря настороженными и совсем не безумными глазками. На полу, прикованный к столбу цепью, в железном ошейнике, сидел и щурился от света еще толком не проснувшийся ошеломленный Мотылек. Кагеру бросил рядом с ним Сахемоти, мельком взглянул на мальчика.

– Молчишь? Прекрасно. Все равно плачем ничего не изменишь.

Мотылек и не плакал. Он весь дрожал, однако причиной тому был не страх. Много лет спустя его будет так же трясти перед битвой.

– Вы ведь врали с самого начала? – глядя прямо в глаза знахарю, спросил он. – Обманули бабушку, потом меня, а на самом деле даже не думали брать меня в ученики, да?

Кагеру взглянул на него еще раз, на этот раз пристально.

– У меня не может быть учеников, – ответил он как взрослый взрослому. – Единственный ученик, которого меня уговорили взять старые друзья, едва не поломал всю мою жизнь, а сам… ну, не важно, что с ним стало. Но выводы я сделал. Имеет смысл учить только того, кто в будущем способен одолеть учителя… а зачем мне это надо?

– Да зачем же он будет вас одолевать? – возразил Мотылек. – Если вы его учили столько лет всему, что знаете, он, наверно, будет очень к вам привязан? Вот Головастик не смог вас ударить…

– Головастик – слабак и трус!

– Неправда! Головастик не может вас ударить, потому что боится причинить вам вред! Потому что он вас любит!

– Молчи! – резко оборвал его Кагеру. – Не лезь в то, что тебя не касается!

Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме потрескивания горящего фитиля в светильнике да приглушенного сопения Толстого.

– Я удивляюсь, – заговорил Кагеру, уняв гнев. – Вот ты споришь со мной, о любви рассуждаешь… Ты хоть понимаешь, что тебя ждет?

– А вы понимаете, что ждет вас? – дерзко спросил Мотылек. – У вас тут, между прочим, полный сарай безымянных богов, которые вас ненавидят…

– Анук – в клетке, – напомнил знахарь. – А Сахемоти сейчас не до ненависти. Он слишком голоден. Тебя это не беспокоит?

– Это должно беспокоить вас!

Кагеру покачал головой.

– На что ты рассчитываешь? Что я тебя пожалею и отпущу?

– А вы меня не отпустите?

И Мотылек посмотрел на Кагеру таким взглядом, что тот заколебался… на одно мгновение.

– Нет, – спокойно ответил он. – Даже не подумаю.

Знахарь отвернулся от мальчика, наклонился над Сахемоти, нащупал его пульс.

– Все рассчитано правильно, – пробормотал он. – Осталось подождать совсем чуть-чуть.

– Чего подождать?

– Естественной смерти безымянного.

Кагеру встал и отошел к стенке. Мотылек невольно сжался, стараясь как можно дальше, насколько позволяла цепь, отодвинуться от Сахемоти. Второй раз в жизни Мотылек остался один на один с умирающим. Но тот трепет перед великим и страшным таинством, когда душа деда в муках покидала тело, не мог сравниться с тем страхом, который ему внушал сам умирающий Сахемоти. Со вчерашнего дня он изменился – как будто что-то в нем умерло. Его запавшие щеки, провалившиеся глаза, кожа, напоминающая вытертый до прозрачности пергамент, – все это было ненастоящее, просто маска, сухая скорлупа личинки, под которой шевелилось, готовясь появиться на свет, полное жизни и сил голодное чудовище.

Внезапно Сахемоти шевельнулся и тихо застонал.

– Услышь меня, чей дом – твоя земля, – негромко произнес Кагеру первые слова древнего заклятия. – Призываю тебя из вечного огня и кипящей воды…

Сахемоти открыл глаза, пошевелился, приподнял голову… Мотылек понял, что дольше выжидать нельзя.

– Анук! – закричал он.

Толстый шевельнулся в темном углу клетки, подполз поближе.

– Ну что, арен, неужели придумал-таки способ? – хрипло проворчал он.

– Анук, скажи ему – пусть выходит!

Кагеру сбился и замолчал. Мгновение они с Толстым с недоумением смотрели на Мотылька. Толстый догадался первым.

– Квисин, выходи из меня! – воскликнул он высоким детским голосом, вскакивая на ноги.

В тот же миг клетка вспыхнула, словно в нее ударила молния. Пламя взметнулось к потолочным балкам, горячим вихрем пробежало по стенам, перекинулось на крышу. Послышался треск, на земляной пол упали догорающие обломки клетки, и из огня выступил Анук. Он был цел и невредим и улыбался во весь рот. Он как будто стал выше и стройнее, словно проведенные им в клетке дни и месяцы сгорели без следа. Его жалкие обноски сожрал огонь, и теперь подросток был облачен в одеяние из чистого пламени. Огненные языки лизали его, не опаляя.

В треске и гуле огня раздался его голос, звонкий и резкий, как удар храмового гонга:

– До чего же мне осточертела эта растреклятая клетка!

Кагеру попятился, быстро озираясь в поисках хоть какого-то оружия.

– Куда же ты, мокквисин?!

Анук не дал ему ни мгновения. Легкое движение, за которым не уследить глазу, – и знахарь отлетел к дальней стене. Он еще не успел коснуться пола, а огненный демон был уже рядом с ним. Кагеру встретил его прямым ударом в лицо. Два сложенных пальца, как атакующая змея, коснулись лба демона… и прошли дальше, не встретив сопротивления. Кагеру молниеносно отдернул руку, но поздно – кожа на пальцах была сожжена до мяса. Анук радостно захохотал.

– Как долго я ждал этого мига! – и повторил прием противника, ударив его в солнечное сплетение.

Кожа знахаря зашипела и раздалась под его пальцами. Кагеру взвыл и задергался, пытаясь вырваться, но демон, хохоча, только засунул руку глубже под ребра.

– Я обещал вырвать тебе печень…

Вдруг раздался пронзительный сухой треск, и к потолку фонтаном взлетел целый сноп алых и голубых искр.