Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Мара возвращается, ведя Розарио на буксире. Широко раскрытыми глазами он осматривается вокруг, как будто с некоторым подозрением.

— Я подумала, тебе понравится пожить тут некоторое время, — ухмыляюсь я.

— Для чего?

Я уже собираюсь ответить ему что-то успокаивающее, вроде «хочу, чтобы мы подружились» или «мне нужен компаньон для прогулок». Но я вспоминаю, как росла в отцовском дворцовом имении, где взрослые говорили у меня над головой. Поэтому я говорю ему:

— Мне нужна твоя помощь.

Он морщит губы, сосредоточившись.

— Я говорил папе, что могу помочь. С войной. Но он сказал, что мне надо подрасти.

— Ну а мне нужна твоя помощь прямо сейчас. И это связано с войной. Как ты смотришь на то, чтобы немного пошпионить?

Его губы изгибаются в скромную улыбку.

После полудня прибывает первая волна беженцев. В основном, они молодые и здоровые — те, кто может передвигаться быстро. Несколько сотен мы размещаем во дворце, других — в соседних кварталах. Начало вечера я провожу в заботах, стараясь сделать пребывание беженцев здесь настолько комфортным, насколько это возможно, заодно пытаясь из их рассказов узнать об оставленных друзьях. Присутствие Мальфицио все еще ощутимо, а тысячи людей — в основном беженцы — стараются внести свой вклад в его дело. Но холод в моем Божественном камне усиливается, и я беспокоюсь о тех, кто не успеет добраться до нас прежде, чем это сделает наступающая армия Инвьернов.

Этим вечером в обеденном зале я делю трапезу со своим супругом и генералом Луз-Мануэлем. Мы заканчиваем с блюдом глазированной в меду и апельсиновых корках индейки, как вдруг врывается задыхающийся разведчик. Лорд Гектор немедля вскакивает. Разведчик докладывает о том, что большой отряд кавалерии видели на расстоянии дня пути.

— Только кавалерия? — спрашивает Алехандро.

Разведчик подтверждает это и исчезает.

— Но это же бессмысленно, — задумчиво шепчет он, когда Гектор встает позади него.

— Это только авангард, — говорит Луз-Мануэль. — Они здесь, чтобы осадить нас. Основная армия придет через месяц-другой.

— Тогда нам следует закрыть ворота и спрятать укрепления, — вздыхает Алехандро.

Я кладу ладонь на его руку.

— Беженцы будут пребывать в течение всей ночи. Мы можем оставить ворота открытыми до утра?

Он сомневается, пока лорд Гектор не кивает.

— Каждый человек пригодится на стене, — отмечает стражник.

— Это так. Посему ворота будут открыты. — Алехандро целует меня в лоб и уходит в сопровождении лорда Гектора.

Генерал и я рассматриваем друг друга некоторое время. Я замечаю, что напряжение последних месяцев сказалось на нем — это видно по его уставшим векам и впалым щекам. После Алехандро и Гектора он единственный участник Совета, с которым я встретилась с момента своего возвращения. Князь Эдуардо уехал несколько месяцев назад, чтобы защищать свои владения от южных армий Инвьернов, а Аринья оставалась в своих покоях.

— Я рад, что вы здесь, ваше величество, — говорит он, слегка нахмурив брови.

От удивления мои глаза раскрываются шире. Луз-Мануэль никогда не выказывал мне ни малейшего расположения.

— Мне понадобится ваша помощь, — объясняет он. — Его Величество… скажем так, он не из тех, кто быстро принимает решения. Прекрасная черта, если речь идет о делах государственных. Но во время битвы…

«Все потому, что король напуган», — я киваю.

— Я помогу вам всем, чем смогу.

— Спасибо, — отвечает он, поскребя в лысом затылке. — Может, еще один голос одобрения — это все, что ему нужно.

— Вам следует знать, генерал, что Инвьерны имеют виды на камень, который я ношу. Возможно, настанет время, когда мне будет лучше испариться.

— Да, Гектор говорил мне об их веровании в то, что они могут обуздать его силу.

Я ничего не отвечаю.

— Мы защитим вас всеми доступными способами. Но если они возьмут Бризадульче, они выиграют всю войну — с вашим камнем или без него.

— Они собираются прожечь в воротах проход внутрь.

Его лицо становится серьезнее.

— Беженцы говорят о странном огне. У некоторых даже есть шрамы. На стенах есть запас воды на этот случай. Но наши ворота крепкие. Толстые.

— Генерал, я видела, какое опустошение оставляет этот огонь. Я уверяю вас, анимагам вполне по силам сжечь эти ворота дотла.

— Тогда останется опускающаяся решетка, — убеждает он меня.

— Если загорятся ворота, что еще может воспламениться? Осадные башни, совершенно точно. — Мы построили несколько по периметру через равные промежутки. Большинство из них предназначено для того, чтобы оружие было в свободном доступе. — И, конечно, деревянные конструкции есть в самих стенах? А что насчет прилегающих строений?

— Как близко они должны подойти, чтобы воспользоваться этим… огнем?

— Не знаю. Мне жаль, но я не знаю. Может, кто-то из беженцев…

— Я опрошу их. И мы выставим лучших лучников ближе к воротам. И будем надеяться на лучшее.

— Да, и скажите лучникам, чтобы стреляли только из укрытия. Чтобы не смели высовываться над стеной.

— Почему?

— Анимаги могут парализовать человека одним лишь взглядом.

Когда я вхожу в покои, Мара почти бросается ко мне.

— Я спросила сегодня всех, кого встретила, но никто ничего не знает. То есть все понимают, о каких именно плитках я говорю, но никто ничего не знает о них. — От возбуждения она как будто приплясывает.

Розарио свернулся калачиком на моей постели, обхватив ладонями пальцы на ногах. Он с опасливым любопытством наблюдает за словоизвержением моей горничной.

— Судя по всему, тебе удалось что-то обнаружить? — спрашиваю его я.

— Розарио знает о них, — отвечает она, ухмыляясь.

— Да? — Я поворачиваюсь к маленькому принцу.

— Отец Никандро сказал мне. — Он морщит нос от отвращения. — На уроке истории.

У меня перехватывает дыхание в груди. Это должно быть что-то очень важное. Гудение в моем Божественном камне подтверждает мои догадки.

— Что же отец Никандро сказал тебе?

— Он сказал, что очень важный человек сделал плитки. Об этом человеке сейчас никто не думает, но отец Никандро уверен, что о нем скоро вспомнят.

Мне это ни о чем не говорит.

— И все? Это все, что он сказал?

Розарио погружается в себя, становясь похожим на тугой клубок нитей.

— Я не помню, — тихо говорит он.

Я его напугала. Придав голосу больше мягкости и спокойствия, я говорю ему:

— Розарио, мне это очень помогло! Спасибо тебе.

Он улыбается во весь рот.