Мария Виноградова - Тёмные времена

И баггейн без колебаний двинулся вперед, краем глаза отметил, что мальчишка, наконец, отмер и перестал глядеть на свои руки, словно в первый раз их увидел, и последовал за ним в темный провал ведущего прочь из звенящей пещеры хода.

Хес грязно выругался, когда уходящая на поддержание преграды в переходе через Большой разлом сила откатом ударила по оголенным нервам, заставив его согнуться от боли. Когда тьма перед глазами наконец рассеялась, мужчина уже не знал, смеяться ему или плакать: эти дурни не только смогли дойти до подземного тоннеля, но еще и решились сунуться во мрак перехода, на который он на всякий случай навесил отвращающие заклятия, пробуждающие в душе все скрытые страхи. И прошли они сквозь них, словно и не заметив: он мог еще понять, каким образом это сделал Ролло — его друг уже умирал и перерождался, не ему страшиться тьмы, ожидающей по ту сторону, но он очень хотел верить в то, что хотя бы мальчишка не сможет преодолеть сомнения, которые он пытался пробудить в его душе.

Зря надеялся. Эта парочка, похоже, отлично спелась, и теперь они шли по его следам туда, куда он совершенно не желал их пускать.

Черноволосый охотник едва не зарычал от отчаяния и бессилия перед людской глупостью и стремлением к смерти. Он пытался дать им шанс выжить, пытался показать, насколько эта затея опасна, и ничего, кроме страданий, боли и мрака она не принесет. Фейри был уверен — он справится один, пусть это и станет для него дорогой в один конец, но мужчина не хотел тянуть за собой тех, к кому он столь сильно привязался.

Хес вскинул руку ко лбу, с изумлением растер между пальцами крохотные капельки пота и качнул головой — сил у него действительно совсем не оставалось, а он, вместо того, чтобы их поберечь, тратил на бессмысленные препятствия на пути у этих двух глупцов, которых даже сам Творец не заставит повернуть назад. Хоть пещеру им на голову обрушивай.

Охотник на мгновение замер, обдумывая этот вариант, но потом с сожалением отмел: издалека он не сможет рассчитать все так, чтобы завал образовался прямо перед ними, а не погреб Ролло и Исэйаса под многотонными каменными глыбами. Да и сдвижение пород могло вызвать цепную реакцию, а в своей удачливости Хес уже начал сомневаться — он и сам мог бы не успеть выскочить из-под обваливающегося прохода, заставив Наблюдателя хохотать над незадачливыми убийцами, идущими по его душу, да самих себя и порешившими.

Хесу было страшно. Он знал, что стоит только ему выйти на поверхность, как он встретиться с тем, чего так долго избегал — на землях Неблагих его сущность вырвется из-под контроля, и все те годы, что он провел среди людей в тщетных попытках избавиться от той сути, что и являлась средоточием всей его жизненной силы, окажутся пустой тратой времени. И он боялся того, что может увидеть там: кордоны Неблагих наверняка стоят на подступах к Обители, и ему придется пройти сквозь них, так или иначе. Нет, он не сомневался, что сможет это сделать. Более того, охотник был уверен в том, что его пропустят и не станут чинить препятствий на его пути, но ему придется вновь увидеть таких, как он — тех, кого он ненавидел, но кому завидовал, потому что они сохранили сами себя, не прошли сквозь все то, на что обрек себя по глупости.

Хес поднялся с камня — откат от разрушенных чар застал его во время кратковременного отдыха. Досадливо убрал за ухо выбившуюся из хвоста прядку и раздраженно отметил, что руки подрагивают от перенапряжения. На мгновение мелькнула мысль, что стоит подождать Ролло и Исэйаса, раз они все равно не отцепятся от него, и он почти был готов поддаться этой минутной слабости, поверить, что он привязан к этим двоим куда больше, чем может признать, но усилием воли отогнал от себя навязчивое желание чувствовать поддержку. К тому же, под ногами уже перекатывал волны ядовитый туман — пока еще не приобретший своей смертоносности, но уже жарко дышащий смертью.

Его путь почти завершен. И как ни смешно было бы признавать, но закончит он его как смертный, а не как представитель Неблагого двора. Впрочем, может, оно и к лучшему — фейри никогда не боялись смерти, имея для себя впереди целую вечность, от которой уставали: когда что-то длится бесконечно, оно теряет свою ценность, перестает быть как самоцелью, так и чем-то значимым, поэтому могли слепо броситься навстречу гибели, так и не выполнив то, что должно.

Он легко перескочил через наваленную прямо на выходе из тоннеля груду камней, на мгновение задержался, искоса глядя на темнеющий за спиной провал, осторожно ступил на обезображенную жуткими шрамами безжизненную землю. И вздрогнул, наткнувшись взглядом на гибкую фигуру, скучающе прислонившуюся к изломанному в последней муке стволу дерева.

— Здравствуй, Вечерняя Звезда, — Князь лениво поднял на него янтарные глаза и легко улыбнулся, чуть приподняв уголки губ.

Хес попятился, бледнея — кожа стала почти пепельной, и только серебряные глаза вспыхнули бешенством.

— Что ты тут делаешь? — прошипел он, вытягивая выплеснувший светом клинок: гравировка, ранее незаметная, оплела звенящее лезвие, расцвела причудливыми узорами на крепкой стали.

— Это должен я у тебя спросить, — фейри не двигался с места, словно боялся вспугнуть хрупкую недвижимость воздуха, загустевшего от напряжения. — Ты вновь нарушил мой приказ, а я чую, когда ты приближаешься к Границе. Поэтому я давно знал, что вскоре встречусь с тобой. А путь через звенящие пещеры — единственный проход со стороны Благих.

— И чего ты ждешь? — выдохнул Хес и отступил назад — голова внезапно закружилась, и он едва сдержал стон. — Не ты ли сказал, что стоит мне только сделать шаг на земли Неблагих, как ты собственноручно убьешь меня?

— Мне нет в том выгоды, — Князь даже не попытался скрыть насмешливую улыбку, искривившую тонкие губы. — Мы преследуем одну и ту же цель, Вечерняя Звезда. И на то время я позволяю тебе беспрепятственно пройти до Обители. И тем, кто ступает по твоим следам — тоже.

Охотник недоверчиво склонил голову, прислушиваясь к певучему голосу фейри. Потом выпрямился, легко закинул меч в ножны и ухмыльнулся.

— Ты всегда любил загребать жар чужими руками, — бросил он, бесстрашно приближаясь к тому, что мог сейчас убить его лишь единым движением руки, но в душе тоскливым воем разливалась боль.

Он едва сдерживался, чтобы не прибить медноглазого фейри на месте — по крайней мере, попытаться. Или хотя бы дать в челюсть, чтобы стереть с его лица это равнодушное и слегка насмешливое выражение.

Князь промолчал. Чуть отступил в сторону, пропуская охотника, и Хес двинулся вперед, более не оборачиваясь. Поэтому не мог видеть, с какой тоской Князь смотрит вслед тому, кто был ближе друга и дороже брата. Не мог видеть, как отчаянно хочется ему сейчас шагнуть, схватить за руку, не позволить уйти, взмолиться о прощении — только лишь бы эта черноволосая бестия вновь была рядом, ехидничала и зубоскалила по любому поводу, прогоняла ночные кошмары, мучающие бессмертную душу, прикрывала спину в бою.